Но шаги явно приближаются. И, завидев появившийся в щели между стеной и наличником кусочек юбки, Катерина падает на смятые простынки и сбитую в сторону подушку. Закрывает глаза, пытаясь на ощупь прикрыться отброшенным в сторону одеялом. Тянет его на себя…

И снова длинный, нескончаемый коридор. Дверь, за которой темнота оказывается очень вязкой. Будто Катерину бросили в чан с желе. Всё начинает кружиться: белое, чёрное, непонятные просветы, наползающие тени, чьи-то незнакомые голоса.

А потом свет! Растворивший всё вокруг, проникающий внутрь тела, словно тёплое молоко. Такой яркий, что глаза сами зажмуриваются крепко-крепко, дабы не быть опалёнными.

А потом — страх неизвестности, безграничный, владеющий всем вокруг. И хочется выдохнуть его из себя вместе с криком, чтобы стало легче. Она кричит изо всех сил.

Слышится голос:

— Девочка! У вас девочка.

А затем счастливый смех матери. Что-то говорит отец. Но всё это движется, кружится, словно нить, наматываемая незнакомым голосом на клубок, которым и является Катерина. А потом тишина и неведомый полёт, словно воздушная яма, в которую проваливаешься, и которой нет конца. Нужно попытаться управлять этим полётом, чтобы не разбиться. Раскинуть руки, чтобы замедлить падение, изменить положение тела, изогнуться. И тут Катерина понимает, что ни рук, ни тела у неё нет. Есть только мысль, посредством которой она движется. Именно она заставляет падать, потому что кроме падения Катерина ни о чём не думает.

Надо быстрее подумать о чём-то другом, чтобы прекратить этот неуправляемый полёт. Но как это сделать, если ты падаешь, и страх летит впереди, тянет тебя за собой. Беспомощно, тупо безболезненно пронизывает весь организм. Убеждает, что это должно закончиться чем-то ужасным. С каждым мгновением ты всё больше осознаёшь, что падение бесконечно, но первородный страх не в силах это понять. Цепляешься за любую возникающую мысль, чтобы отобрать частичку собственного убеждения и начать управлять. Но страх поглощает её и всё начинается сначала. Дверей уже больше нет. В образовавшееся сумасшествие проникает голос:

— Двадцать минут до смерти…

Катерина понимает, что бежит, хотя ноги не касаются земли. Между каменных стен, узкими улицами со сбитыми углами от заворачивающих деревянных повозок. Множество каналов и перекинутых через них мостов.

Она одета в длинное платье, обтягивающее жёсткий каркас, который постоянно опускается спереди и мешает бежать. Его приходиться приподнимать и руки уже обессилили. Глаза застилают слёзы и от этого всё вокруг расплывается. Только по силуэтам она видит, как поворачиваются в её сторону проходящие мужчины, одетые в короткие полосатые шаровары со шпагами на боку. Женщины в платьях с большими бантами и шляпках с покачивающимися на них перьями и иными украшениями.

Катерина бежит мимо, ощущая спиной всеобщее осуждение, которое подталкивает её бежать быстрее. Скрыться от этих глаз. В её руке зажато письмо. И чтобы оно не выпало приходиться приподнимать каркас платья двумя онемевшими пальцами. Она не знает, что в нём написано, но чувствует ту горечь, обиду и безысходность, которые оно принесло с собой. Именно из-за него Катерина не смогла остаться дома, и единственное убежище и спасение ждёт её впереди.

Это высокий каменный костёл с изваяниями и резными деревянными вратами, инкрустированными жёлтым металлом. Взбежав по ступеням, из последних сил поднимая края платья, толкнула дверь. На неё пахнуло церковным маслом и угаром погасших свечей. Пробежала по проходу между двух рядов кресел прямо к алтарю и, упав на колени, наконец, смогла дать волю своим рыданиям. Она плакала безутешно от неизвестного большого горя, постигшего её в самом расцвете лет. Достав хранящуюся в левом рукаве маленькую пробирку с жидкостью, откупорила её и, запрокинув голову, вылила в рот, почувствовав резкое непривычное жжение. А затем всё во рту занемело, словно и не пила ничего вовсе. Онемение перешло на горло, грудь. А затем перестало чувствоваться мокрое лицо. Освободились руки, внутри перестало давить.

Наступила тишина и ей показалось, что алтарь стал расти прямо у неё на глазах вверх. А затем остановился где-то там высоко, почти под куполом.

И вот уже откуда-то сверху на неё смотрят обеспокоенные лица в чёрных капюшонах. Их губы что-то шепчут. Она хотела сказать им, чтоб они не беспокоились и, от навалившейся усталости, закрыла глаза. А когда открыла, увидела всё сверху. Склонившихся над телом девушки людей в сутанах. И в этой распластанной на ступенях женской фигуре, узнала себя. Видела, как появились какие-то люди. Они что-то кричали на своём языке. Из подсобок вышли ещё несколько служащих и склонились над её телом. Она не чувствовала боли, но казалось, что теперь она состоит из горечи разочарований и обиды….

Открыв глаза, Катерина обнаружила себя сидящей в кресле. Она вздрагивала от раздирающих её рыданий. В них изливались именно те чувства, с которыми она покидала тот незнакомый ей мир.

Доктор в халате сидел на подлокотнике кресла и прижимал к себе её вздрагивающее тело.

— Всё хорошо, Катерина, успокойтесь, всё хорошо, — взволнованно успокаивал он свою пациентку.

Было видно, что он сам напуган не ожидая такой реакции.

Катерина почувствовала, что осознаваемая ею реальность стала немного другой. Словно из прошедшей жизни вырезали некоторые моменты, и теперь она не уверенна было ли это на самом деле.

Так с удивлением она обнаружила, что все восторженные знания, приобретённые из недавно прочитанной книги, как-то потускнели на общем эмоциональном фоне, охватившем её и из которого она сейчас пыталась выбраться, настойчиво вспоминая заученные инструкции.

Откуда-то из небытия вновь возникли строчки «Жди меня и я вернусь…». Только было непонятно, к чему они теперь относились. То ли к тому, что она увидела во сне, то ли к тому, что ещё будет! Эти строчки, и всё что с ними было связано перешло в непонятную ностальгическую жалость и желание вернуться туда, где некоторое время назад она покончила жизнь самоубийством. Словно там осталось что-то её родное, то к чему она давно стремилась и чего желала. Что это был последний шанс, и она им не воспользовалась. Это чувство было как наркотик, который хотелось испытать ещё и ещё.

Немного успокоившись, она отстранилась от доктора. Встала, оделась и ни слова не говоря, вышла за дверь.

— Может Вам вызвать такси? — участливо спросил её Стас, выйдя за ней на лестничную площадку.

Но она его не слышала. Дуновение ветерка на улице вернуло её в реальность окончательно. Она подумала, что надо бы доктору заплатить и послушать, что он скажет. Но возвращаться не хотелось, и она решила, что приедет к нему в следующий раз.

В последнее время на работе Стас частенько стал задумываться о том, не стоит ли ему бросить свою службу. С каждым годом количество дебильных указаний увеличивалось. Но главное состояло в том, что никто не знал, откуда они берутся. Стоило обратиться за разъяснениями к кому-либо из министерства, сразу все валили на того, кого уже нет. Якобы ушёл на пенсию, или перевёлся в другое подразделение. Становилось как-то неловко. Словно эти указания пишут улетучивающиеся призраки или приведения.