Но были и светлые моменты. Например, беспилотный старт «Бурана-1», наш парень там сидел – все прошло без сучка, без задоринки: в нужный момент взял управление на себя и выровнял корабль на орбите. Эти люди – настоящие чекисты, подлинные герои. Я понимаю, что даже сегодня партии нелегко, не роняя престижа, сказать правду об этих людях, вернуть Родине их имена, но это надо сделать немедленно. Поэтому я и даю вам это интервью. Я пенсионер. Мне терять нечего. Я до конца буду бороться за правду».

Несмотря на явную иронию, изначально заложенную в публикацию «Мегаполис-экспресс», на шутку купились многие. Ее обсуждали на интернет-форумах, причем участвовали в дискуссии и довольно авторитетные специалисты. В конце концов, пришли к мнению, что Вадим Петров все это рассказал журналисту в изрядном подпитии.

А ларчик просто открывался. И об этом в том же самом номере «Мегаполис-экспресс» было сказано вполне определенно:

«В связи с несомненными успехами гласности в нашей перестроечной державе международное агентство Interfalsefact предложило не менее международной газете «М-Э» заключить разовый договор на поставку первоапрельских сенсаций в количестве 5 (пяти) штук. Если они понравятся читателям, возможны дальнейшие сделки».

Вот так обстоит дело на самом деле. И все же я просто вынужден внести «космонавтов-чекистов» в каталог «фантомных космонавтов», так как и Вадим Петров, и герои «Омен Ра» возникли не на пустом месте, а на волне тех слухов о секретных полетах в космос, которые циркулировали в советское время и которые я привел в этой главе.

О! Эта проклятая секретность, пронизывавшая всю нашу жизнь в советское время. Скольким из нас она сломала судьбы. Скольких сделала некогда безвестными, а ныне незаслуженно забытыми. Скольким из-за нее были приписаны те деяния, которые они не совершали и которыми не всегда можно было гордиться.

Героям этой небольшой главы, можно сказать, повезло. Хотя и с опозданием, но о них вспомнили и даже наградили.

Речь идет о тех, кто испытывал на себе все атрибуты космической техники, которая затем помогала космонавтам благополучно возвращаться на Землю. Надо отметить, что испытывалась не только техника, но и человеческий организм, и человеческий дух. Причем испытывались на износ.

Их было много, этих людей, которые были готовы пожертвовать своим здоровьем, а иногда и жизнью, ради того, чтобы советские космонавты получали разрешение на полет. Когда-то я пытался выяснить все их имена, но очень скоро бросил это занятие, поняв всю его трудность, а, точнее, невозможность осуществить задуманное. Еще раз повторю, их было много. Подробнее о работах в этой сфере космической деятельности, может быть, когда-нибудь расскажу. Но это будет уже другая история и другая книга.

А чтобы читатели все-таки могли составить хотя бы общее представление о работе этих людей, предоставлю слово, пожалуй, самому известному испытателю космической техники в нашей стране, Герою России Сергею Павловичу Нефедову. В первом отряде испытателей он стал тридцатым по счету, зато первым – по выносливости. Если в барокамере его коллег «поднимали» на высоту 5 тысяч метров без кислорода на полчаса, то Нефедова – на 7 тысяч метров на час. Потом его единственного «запускали» на высоту 15 километров с кислородной маской, затем давали критические перегрузки на центрифуге, на 30 суток помещали в сурдокамеру (а до этого американцы, к примеру, утверждали, что человек не может выдержать в ней более 15 дней), «крутили» в тренажерах, проводили медицинские эксперименты.

Вот что Сергей Нефедов вспоминает о своей работе в первые годы космической эры:

«Больше двадцати лет я был основным испытателем космической техники. На мне впервые отрабатывали и испытывали системы жизнеобеспечения космонавтов, средства спасения, которые были на борту кораблей «Восток», «Восход» и «Союз». Я первым ходил в невесомость – тогда только-только была создана специальная лаборатория для тренировок космонавтов. Потом на меня первого шили скафандр – предшественник того, в котором летал Юра Гагарин.

Но как его шили! Приехал я на завод, меня всего начали обматывать гипсом – статую, говорят, будем делать. И действительно сделали по форме тела статую и по этой статуе шили скафандр. Тогда много чего было неизвестно. Поэтому считалось: скафандр надо шить точно по телу.

Тогда же я познакомился с Сергеем Павловичем Королевым. Первый эксперимент у меня был – пять суток просидеть в скафандре в корабле «Восток». Выясняли, можно ли управлять кораблем в скафандре, как работают регенерационные системы, как обеспечивается подача воздуха. Не знали даже, как пить, как поесть, как в туалет сходить в корабле.

Закончил, поставили задачу посерьезней – отсидеть 15 суток. Причем не просто так. Королев предупредил: «Сережа, будем создавать аварийные условия, экстремальные». И начали. Сначала дали в корабле температуру минус 60 – вроде как отказ системы и нужно понять, защитит ли тебя скафандр, сможешь ли управлять кораблем. Выдержал трое суток. Потом имитировали разгерметизацию кабины. Семь суток я прожил на высоте 50 километров над землей в разгерметизированной капсуле.

А уже прямо перед полетом Гагарина, в конце января 1961-го, посадили меня на зачетный эксперимент. Месяц прожить в корабле «Восток». Необходимо было проработать все ситуации, которые могли возникнуть в полете. Отказ двигательной системы мог произойти, когда корабль не удается вернуть назад? Мог. Программа была сложнейшая. И разгерметизация, и перепады температур, и отказ регенерационной системы, и ремонт ее. При этом я должен был управлять кораблем, выполнять психотесты. Когда вышел, выяснилось, тринадцать килограммов потерял. И еще одна проблема была. Датчики медицинские тогда к телу приклеивали. За месяц на месте, где их крепили, язвы образовывались. Когда сняли скафандр, кожа отваливалась вместе с датчиками.

Корабль, в котором проходил мой зачетный эксперимент, назывался «Восток-0». Все свои замечания и ощущения я записал в бортовой журнал, который потом передал Гагарину».

Почти то же самое могли бы рассказать о своей работе и товарищи Нефедова по отряду испытателей. Я привел здесь столь длинную цитату не только для того, чтобы читатели могли понять и оценить труд испытателей космической техники, но и для того, чтобы показать, что любой из описанных экспериментов, стань он известен газетчикам, вполне мог породить очередной «секретный космический полет». Соответственно, испытатель мог стать «пилотом» такого корабля и влиться в славные ряды «фантомных космонавтов». Вполне вероятно, что какой-нибудь из космических мифов так и появился.

Но, несмотря на имевшиеся возможности, никто из испытателей «космонавтами-призраками» не стали. В этом им несказанно повезло. Они так и остались Испытателями, с большой буквы. И гордятся этим званием.

Но среда советских испытателей все-таки дала некоторое количество «фантомных космонавтов». Не так много, как того можно было бы ожидать.