Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первыми «космонавтами-призраками от испытателей» стали Алексей Качур, Алексей Белоконов, Иван Грачев, Владимир Заводовский и Геннадий Михайлов. О них я подробно уже рассказал в четвертой и пятой главах этой книги. Отмечу только, что это были испытатели авиационной техники, менее секретные, чем их «космические» коллеги. Вероятно, поэтому и оказались они героями «фантомной космонавтики». Испытателей космической техники же засекретили настолько, что их имен мы не знали даже тогда, когда стала, например, появляться информация о космонавтах гагаринского набора.
Кроме уже названных выше испытателей (Качур, Белоконов и другие) в состав отряда «фантомных космонавтов» вошли еще несколько летчиков-испытателей (например, Владимир Ильюшин), а также Никитин и Ветер. О них я поговорю чуть подробнее.
Первый из них хорошо известен всем тем, кто интересовался историей авиации. В 1950-е годы достаточно часто на страницах советской печати мелькала фамилия парашютиста Николая Константиновича Никитина. Ему принадлежало множество всесоюзных рекордов и несколько мировых. В том числе и затяжной прыжок с высоты 14,5 тысячи метров.
Когда началась подготовка первых советских космонавтов и стало ясно, что без тренировочных прыжков будущим покорителям Вселенной не обойтись, Никитин был назначен инструктором отряда по парашютной подготовке.
Георгий Шонин в своей книге «Самые первые» приводит примечательный диалог Германа Титова и Николая Никитина, состоявшегося во время первой встречи космонавтов со своим инструктором:
«…Герман Титов заявил:
– Лучше летать, чем прыгать.
– Значит, вы не любите прыгать? – спросил Николай Константинович Германа Титова.
– Не очень, но если надо, то буду, – был ответ.
– За прямоту – хвалю. А прыжки вы полюбите, – заверил инструктор, – обязательно полюбите.
– Сомневаюсь, – упрямо заявил Титов.
– Не сомневайтесь. Будете выпрашивать дополнительные прыжки, уверяю вас».
А ведь прав оказался этот удивительный человек, энтузиаст парашютного спорта. Полюбили парашютные прыжки космонавты. Полюбили и самого Николая Константиновича.
Его жизнь оборвалась трагически – 28 мая 1963 года он погиб, совершая очередной прыжок. Но свою главную задачу – научить космонавтов прыгать с парашютом (и полюбить это занятие) – он выполнил полностью.
Имя Никитина часто упоминали в 1960-х годах в перечне погибших советских космонавтов. Не в нашей печати, естественно. Тогда в него включали всех, чьи имена мелькали, близко или далеко, но рядом с космонавтами. Его не отправляли на орбиту, не делали его «пленником орбиты», но достаточно долго его считали одним из тех, кто готовился к космическим полетам, но погиб в ходе предполетных тренировок. Каким путем «вычислили» Никитина, сказать трудно. Да это и не важно. Главное, что сейчас мы знаем о нем все.
И еще одна фамилия в списке «фантомов» – Константин Ветер. Как правило, и ему не приписывают участие в каком-то конкретном полете. Если и вспоминают, то пишут кратко: «Космонавт Ветер». От его фамилии веет романтикой. Может быть, поэтому его и записали в космонавты?
Ветер – реальный человек, долгое время работавший в Центре управления полетом. О своей профессии он сам говорит кратко: «Инженер-испытатель».
Космосом Ветер «заболел» вскоре после полета Юрия Гагарина. Он не раз пытался попасть в отряд и приступить к тренировкам. А пока медики решали его судьбу, Ветер упорно готовился. Участвуя в испытаниях, он показывал такие феноменальные результаты, которые не снились членам отряда космонавтов. В барокамере без кислородного аппарата «поднимался» на высоту 8,5 километра, мог за 15 часов пройти 100 километров, совершал по 5–6 прыжков с парашютом в день, переносил запредельные перегрузки на центрифуге. И еще многое другое было в его активе. Но пассив…
Вот цитата из второго тома книги Николая Каманина «Скрытый космос». Запись датируется 28 марта 1966 года:
«Получил письмо от Константина Ветра – кандидата в космонавты. Он несколько лет очень упорно и настойчиво готовит себя к космическим полетам. Наши врачи дали заключение: «Психически ненормален». Сначала я усомнился в справедливости заключения генерала Бородина, но… сам Ветер подтверждает диагноз врачей. В своем письме полковнику медицинской службы Федорову Ветер заявляет, что он будет прыгать с парашютом с 400-метровой скалы. Есть в письме и другие места, которые наводят на грустные размышления. Очень жаль этого начинающего сумасшедшего – он обладает такой волей и целеустремленностью, каких мало у нормальных людей».
Я не могу ничего сказать о психическом состоянии Ветра. Возможно, что это и так, и правы были генералы. А отменная физическая подготовка – это своеобразная «компенсация» других недостатков. Может быть, это и не так, и только интриги помешали испытателю добиться своей цели. По крайней мере, так считает сам Ветер. Настоящим космонавтом Ветер так и не стал, а вот в ряды «фантомных» угодил давно и надолго, если не навсегда.
Огромная волна слухов о секретных космических полетах возникла под влиянием «лунной гонки», которую во второй половине 1960-х годов устроили ведущие космические державы (СССР и США).
Трудно назвать дату, когда соревнование было начато. Считается, что это произошло 25 мая 1961 года, а «застрельщиком» выступил президент США Джон Фицджеральд Кеннеди, провозгласив на весь мир национальной целью американского народа высадку человека на Луне «еще до конца текущего десятилетия». Также утверждается, что Советский Союз присоединился к борьбе за наш естественный спутник через три года.
Я не согласен с этой датировкой и думаю, что гонка началась на пару лет раньше. И инициатива была, скорее, обоюдной, чем чисто американской.
Если ознакомиться с воспоминаниями очевидцев тех событий с нашей стороны, например, с книгами Бориса Евсеевича Чертока, являвшегося в конце 1950-х годов заместителем Сергея Павловича Королева, можно прочитать между строк, а иногда и в самих строках, что к полету человека на Луну советские конструкторы стали готовиться практически одновременно с началом подготовки к запуску первого спутника. Пусть это происходило неявно, пусть соответствующие позиции отсутствовали в плане работ. Но как иначе оценить все те проработки, которые делались в ОКБ-1 и которые были необходимыми шагами на этом пути. Я говорю о пусках автоматических станций на попадание в диск Луны, фотографирование ее поверхности, планы мягкой посадки и так далее, и тому подобное. В 1964 году эти работы были лишь подкреплены соответствующим постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Но у нас тогда многие подобные документы лишь констатировали факт, а не инициировали его. Так было и в данном случае. А утверждение, что мы устремились к Луне на три года позже американцев, очень удобно для объяснения нашего поражения.
Но в данной книге речь не идет о точной датировке начала «лунной гонки». Также я не намерен выяснять, почему мы ее проиграли. Об этом, дай бог, еще будет повод поговорить подробнее в какой-нибудь другой книге.