– Значит, дорогая, ты наконец-то поумнела, – констатировал отец, отвечая на свой же вопрос. – В понедельник сэр Персиваль отбывает в Лондон за специальным разрешением. Мы объявим об этом на маскараде, а сама церемония будет проведена, как только он вернется. Прямо здесь, в церкви святого Симфорианса. Знаменательное событие в разгар сезона. Да, Смэдли?

Сэр Персиваль энергично закивал с набитым ртом.

– Так скоро! – воскликнула Бэкка, роняя вилку. – Но я не готова! Мое приданое… Мне нужно еще съездить в Лондон, выбрать платье. Я уверена, что у сэра Персиваля хватит терпения, чтобы согласиться на это! К тому же все эти балы, званые вечера? Неужели я буду лишена всех радостей, которые испытывает каждая дебютантка перед помолвкой?

Она готова была на любые отговорки, лишь бы потянуть время.

– И почему в церкви святого Симфорианса, этой ветхой нормандской развалине? Почему не в одной из лучших церквей Лондона?

Отец только отмахнулся от нее.

– У меня нет средств на всю эту дребедень. Балы и званые вечера… Тьфу! Как по мне, так это выбрасывание денег на ветер. Я и так много в тебя вложил, моя девочка. А в церкви святого Симфорианса будут рады и фартингу. Не то что эти твои напыщенные лондонские священники. Да эти велеречивые мерзавцы обдерут меня как липку!

– А… – ответила она. – Я и забыла, что у нас не будет ничего, за исключением того, что вы поставили на меня, отец.

Что этого говорить не стоило, она поняла слишком поздно. Отец, сидящий в резном кресле, вперил в нее тяжелый взгляд. И тем не менее она не жалела о том, что сказала. С нее достаточно! В конце концов, она такая, какая есть: независимая, а не безвольная кисейная барышня, овца, которую ведут на заклание и которая расплачивается за чужие подлые и ничтожные деяния. Вот почему она и сбежала. Ни для кого не секрет, что независимость женщин ее класса не признавалась и тем более не приветствовалась. Но ей, пожалуй, надо вести себя более сдержанно и осмотрительно, иначе ее разоблачат. Эти два негодяя за столом напротив, которые с такой легкостью вершат ее судьбу, так просто этого не оставят. Что бы они ни сказали или ни сделали, ей нельзя забывать, что она знает кое-что, чего не знают они. А именно, что она никогда не станет женой сэра Персиваля Смэдли! Ни за что и никогда! Она приведет в исполнение свой первоначальный план и запрется в монастыре, если это потребуется.

– Вижу, ты все такая же своевольная и непокорная, – сказал отец, откладывая вилку в сторону. Он глубоко вздохнул и понурил голову. – Я поторопился с выводами, ты вовсе не поумнела, но это неважно. Это пройдет. Никакой поездки в Лондон за приданым не будет. Платье и другие мелочи можешь купить и в Труро. Я поеду туда с тобой и твоей горничной, а сэр Персиваль тем временем похлопочет в Лондоне насчет разрешения. Я не собираюсь тратить целое состояние, чтобы вывозить тебя на все эти чаепития, званые вечера и балы – заметь, без всякой гарантии от этих кровососов из Альмак – только ради того, чтобы ты могла гарцевать по бальной зале, как кобыла на «Таттерсоллз». Зачем мне все это? У тебя уже есть жених. Нет смысла класть приманку в уже захлопнувшуюся ловушку – не за мой счет. Я не курица, несущая золотые яйца. А теперь выйди из-за стола, но сначала извинись перед женихом. Ты была груба с ним.

Бэкка швырнула салфетку прямо в тарелку, разбрызгивая соус, и вскочила. Она с вызовом взглянула на отца. Изрядно захмелевший сэр Персиваль уставился осоловевшим взглядом в стол.

– Я не буду лицемерить и делать вид, что страстно хочу этого союза. Вам не удастся выдать одно за другое, отец, как бы вы ни старались успокоить свою истерзанную совесть. – Она окинула колючим взглядом сэра Персиваля. – И если уж речь зашла о помолвке, – добавила она, – вам не мешало бы дать моему жениху пару уроков личной гигиены. Он же смердит! Он насквозь провонялся отбросами, потом и мочой, не говоря уже о спиртных напитках, большую часть которых он вылил на себя, а не в себя. А вы еще пытаетесь меня унизить! Да быть изгнанной из-за этого стола вовсе не наказание, отец. Это самое настоящее избавление!

Оставив их сидеть с отвисшими челюстями, Бэкка круто развернулась на каблуках и зашагала прочь из столовой. Она бы с радостью бросилась в ночь, если бы не запертые двери. Вместо этого она поднялась по лестнице и заперлась у себя в комнате.

Убывающая луна, подмигивающая сквозь двери террасы, привлекла ее внимание. Она ступила на маленький балкончик, выходящий в сад. Такими ночами, если погода тому способствовала, сквозь ночную дымку до нее долетал свежий и чистый запах водопада. Бэкка набрала полные легкие воздуха, чтобы поскорее избавиться от зловония сэра Персиваля Смэдли, но вместе с запахом воды ветер принес ей и другой запах – запах Клауса. Куда он пропал? Куда исчез Линдегрен Холл? Это все не могло присниться! Хотя она очень хотела, чтобы некоторые моменты, а именно моменты близости с ним, оказались сном… но это был не сон. Его голос до сих пор звучал у нее в голове – это его обезоруживающее mittkostbart, иностранное ласковое обращение, произносимое хриплым баритоном, от которого пробирала дрожь. Что бы только она ни отдала, чтобы услышать это от него еще хотя бы раз! Да, его запах прочно засел у нее в голове, но тепло его объятий постепенно улетучивалось. Если он тогда сказал правду, она сделала то, что должна была. Она бы обрекла себя на пожизненное одиночество и страдание, если бы уступила его неотразимому мужеству, отдалась рукам, которые сулили райское наслаждение и о которых она до сих пор вспоминала с замиранием сердца. Еще немного, и она не смогла бы сопротивляться. Чувство самосохранения ее не подвело. Она правильно поступила, покинув Линдегрен Холл. Но она не покинула его. Он до сих пор ныл с ней. Она могла ощущать его вкус, запах, прикосновение. Маленькая ракушка, которую он подарил, всегда была с ней. Она достала ее из кармана и поднесла к уху. Словно по волшебству, оттуда донеслось размеренное дыхание могучего океана – его океана. Картинка довольно отчетливо предстала перед ее внутренним взором: величественные фьорды, огромные валы, увенчанные гребнями пены и обрушивающиеся на шведский берег. Ее нижняя губа задрожала. На глаза навернулись слезы. Она принялась усиленно моргать, чтобы отогнать их. Если она тогда сделала все правильно, то почему теперь не может его забыть, почему так щемит сердце?

В Ночь, на которую был назначен маскарад, наступила слишком быстро, что совсем не устраивало Бэкку. С наступлением сумерек начали съезжаться гости. Еще до наступления темноты подъездная аллея и дорожка, ведущая к конюшням, были забиты экипажами всех размеров и моделей. Бругэм и ландо, двуколки и фаэтоны, высоко– и низкопосаженные повозки, открытые и закрытые кареты выстроились вдоль ухоженного газона.

Сияющий роскошью большой бальный зал был украшен фестонами и гирляндами цветов из сада. Они напомнили Бэкке об изумительных цветах, которые она видела в астральной реальности. Почему все напоминало ей о Клаусе?

Несмотря на то что она отказалась примерить маскарадный костюм, чтобы его подогнали по фигуре, он сидел как влитой. В прямом смысле слова. Все взгляды были обращены на нее, когда она шествовала мимо гостей в ореоле греческой славы. Ее голова была украшена воздушным шелковым шарфом под стать платью, а в голове вертелась лишь одна мысль: бежать отсюда! Если все пойдет как задумано, к утру ее здесь уже не будет. Гильдерслив Грейндж останется далеко позади – на этот раз навсегда. К полуночи, когда будет объявлено о помолвке, гости уже изрядно наберутся. Некоторые джентльмены уже были подшофе, и их поведение говорило о предвкушении игры, которая должна начаться сразу после того, как будет объявлено о помолвке. В конце концов, это была долгая вечеринка – большинство гостей приглашены на весь уик-энд.