Когда входная дверь с шипением закрылась за ним, человек, работавший в мастерской, подошел к кучке пластмассовых полос и, боясь ошибиться, дважды пересчитал их. Потом он направился к мужчине в темно-вишневом костюме и сказал ему что-то по-немецки. Тот кивнул, снял трубку и набрал 0. Рабочий из мастерской не спеша вернулся к себе.

Пока Бонд шел по дорожке, ведущей к станции канатной дороги, он переложил пластмассовую полосу из рукава в карман брюк — собой он был вполне доволен. Теперь у него в руках был хоть какой-то полезный инструмент — обычное приспособление, каким пользуются взломщики, чтобы открывать автоматические дверные замки.

Он шел от здания клуба, к которому тек тоненький ручеек нарядно одетых горнолыжников. Бонд же присоединился к большой группе, только что вышедшей из фуникулера, — это была типичная толпа, которая обычно собирается на вершине, — лыжники, не сразу решающиеся ехать вниз, те, кто выбирает склоны полегче — для новичков, небольшие компании со своими наставниками и инструкторами, которые подняли их сюда из долины. На террасе открытого ресторана уже толпились непривилегированные лыжники, те, у кого не было ни денег, ни связей, чтобы стать членами клуба. Бонд прошел под террасой по хорошо утоптанному снегу и остановился среди лыжников на краю первого спуска трассы «Глория». На большой доске объявлений, украшенной буквой "G" и короной, наверху было написано по-немецки: "Трасса «Глория». И затем ниже — «Красный работает. Желтый работает. Черный закрыт», что означало: два спуска функционируют, третий использовать запрещается, вероятно из-за лавинной опасности. Ниже висела раскрашенная металлическая карта — наглядное пособие по всем трем маршрутам. Бонд внимательно изучил карту, отметив, что разумнее всего запомнить «красный» спуск, который, вероятно, был самым легким и оживленным. На карте были изображены красные, желтые и черные флажки-метки, и Бонд мог видеть сверху настоящие флажки, расставленные по трассе, они как бы окаймляли крошечные фигурки лыжников, летящих вниз, и исчезали, завернув влево, вокруг склона горы, под канатную дорогу. «Красный» маршрут шел вроде бы зигзагом — под канаткой и между несколькими высокими опорами, пока не упирался в верхнюю границу леса. Потом — все время между деревьями, до последнего легкого спуска и бугра у самого основания канатной дороги, за которыми проходила основная ветка железной дороги, и еще дальше — дорога Понтресина-Самаден. Бонд старался все это запечатлеть в памяти. Затем он понаблюдал за несколькими стартами. Старты были разными: были подобные стреле стремительные спуски — так обычно стартуют горнолыжные звезды, они стремительно летят по склону в низкой стойке, беспечно держа лыжные палки под мышками; были и середняки — любители, которые притормаживали на трассе раза три-четыре, и конечно — «чайники», насмерть перепуганные новички, которые, оттопырив зад, словно плугом прокладывали себе дорогу вниз, мешая другим; лыжи у них разъезжались, путались, время от времени они решались скатиться прямо по диагонали гладкого склона — разгонялись и, как правило, тут же мягко падали, как только оказывались не на накатанной поверхности, а в пушистом снегу, который лежал по краям широкого скоростного спуска.

Все выглядело точно так, как Бонд видел уже раньше — сотни раз, — когда еще подростком учился кататься на горных лыжах в старой школе Ханнеса Шнейдера в местечке Сент-Антон, пригороде Арлберга. Он был способным учеником и вскоре завоевал первый приз, но стиль катания в те времена был очень простым, даже примитивным, если сравнить с тем, что Бонд наблюдал сейчас, когда тот или иной первоклассный лыжник с ходу резко набирал скорость и стремглав летел вниз прямо с вершины. Нынешние обитые металлом лыжи скользили лучше, были устойчивее, чем прежние деревянные со стальной окантовкой. Нагрузка на плечи была меньше, и стиль Веделна — плавное покачивание бедрами — стал настоящим открытием. Но так ли уж он эффективен на глубоком, только что выпавшем снегу, это ведь не хорошо утрамбованная трасса скоростного спуска. На этот счет у Бонда были сомнения, но все равно он завидовал асам. Их стиль выглядел более грациозным, низкая стойка, которой учили в Арлберге, казалась неуклюжей. Бонд представил, как бы чувствовал себя на этой прекрасной трассе. Он, конечно, не осмелился бы сразу спускаться по первому маршруту. И по крайней мере дважды притормозил бы — вон там и там. И колени задрожали бы у него после пяти минут езды. И колени, и лодыжки, и запястья рук долго не выдержали бы. Надо, надо и дальше делать физические упражнения! Слегка разволновавшийся Бонд покинул вершину и, следуя указателю, направился к трассе бобслея «Глория-экспресс». Желоб находился по другую сторону от станции канатной дороги. Там стоял небольшой деревянный барак, оттуда стартовали сани; телефонные провода тянулись от него к станции, а ниже остановки фуникулера находился маленький «гараж», где стояли сани для группового бобслея и сани-одиночки. Цепь, на которой висела дощечка «Ежедневно с 9:00 до 11:00», была растянута поперек широкого отверстия желоба — начала трассы, похоже оно было на глубокое ущелье из голубого льда; желоб поворачивал влево и потом исчезал совсем — его продолжения не было видно. И здесь находилась металлическая карта, на которой был изображен зигзагообразный путь, по которому мчались сани; конец трассы — внизу, в долине. В отличие от традиций этого вида спорта, которым следуют в Англии, здесь все рискованные повороты и другие отрезки трассы, характеризующиеся повышенной опасностью, имели свои названия, например «Прыжок мертвеца», «Перед вами чудо-юдо», «Сумасшедший зигзаг», «Ад кромешный», «Вытряси всю душу» и финишная прямая «Райская аллея». Бонд вспомнил сегодняшнее утро и вновь услышал тот душераздирающий крик. Да, эта смерть — ни дать ни взять — почерк прежнего Блофелда!

— Сэр Хилари! Сэр Хилари!

Неожиданно выведенный из задумчивости, Бонд обернулся. Фрейлейн Ирма Бунт, руки в боки, стояла на дорожке, ведущей к клубу.

— Время обедать! Обед!

— Иду, — отозвался Бонд и стал подниматься по склону ей навстречу. Преодолев эту сотню ярдов он заметил, что дыхание его стало прерывистым, а в ногах появилась тяжесть. Проклятая высота! Ему действительно следует начать тренироваться!

Он подошел к фрейлейн Бунт. Выражение лица у нее было сердитое. Он извинился, сказав, что не заметил, как пролетело время. Она не ответила. Желтые глаза рассматривали его с явной неприязнью, она повернулась и пошла по дорожке впереди него.

Бонд быстро проиграл, ситуацию в уме. Что случилось? Не совершил ли он ошибки? Пожалуй, так и есть. Лучше перестраховаться! Когда они вошли в гостиницу и оказались в вестибюле. Бонд как бы мимоходом заметил:

— Да, фрейлейн Бунт, между прочим, я побывал в мастерской.

Она остановилась. Бонд заметил, что портье еще ниже склонил голову над книгой регистрации посетителей.

— В самом деле?

Бонд вытащил пластмассовую полосу из кармана.

— Там я нашел, что искал. — Он растянул губы в улыбке, выражающей невинное удовлетворение. — Я, как идиот, забыл привезти с собой линейку. А на верстаке лежали вот эти штуки. Как раз то, что нужно. Ну я и позаимствовал одну. Надеюсь, в этом нет ничего страшного. Конечно, я верну ее перед отъездом. Вы же понимаете, когда составляешь генеалогическое древо, — Бонд изобразил в воздухе несколько прямых линий, идущих сверху вниз, — каждая ветвь должна быть на определенном уровне. Вы не станете ругать меня? — Он обворожительно улыбнулся. — Я собирался сознаться, как только увижу вас.