– Мой муж!? – Она откинула голову – похоже, собиралась сказать что-то ядовитое, – но потом голова упала, словно доктора Тейер настиг наркотический сон. – Муж ничего не знает.

Она снова уставилась на Ноя. Он знал, что это всего лишь игра теней, но глаза у нее, казалось, мигали один за другим, как у ящерицы.

– А как насчет журнала Таскани? – суховато спросил Ной. – Это очень впечатляющая работа.

Доктор Тейер фыркнула:

– Вы его читали?

– Учитывая, сколько усилий было в него вложено, я считаю эту работу весьма значительной. Ни одна из других моих учениц ничего подобного не делала.

– Мелковат нынче ученик пошел, а?

Она перешла на просторечную лексику, не хватало еще в конце вместо «а» добавить «ась». Что она, смеется над его бедностью и легким акцентом южанина?

– Даже лучшие ученики никогда бы такого не сделали, – ответил Ной, – в порядке школьной отчетности – конечно, сколько угодно, но для собственного удовольствия – нет.

Наступило молчание. Доктор Тейер скорчила гримаску: вид у нее был недовольный.

– Таскани что, сделала что-нибудь не так? – спросил Ной. И почему она так мало ценит свою дочь?

Доктор Тейер бросила на него предостерегающий взгляд:

– Нет… и да. Она, похоже, питает пристрастие к некоторым вещам:

– Да, это здорово, – сказал Ной. Слова его прозвучали невыразительно. Само это «здорово» казалось чересчур робким, неуверенным. Обычная пустая условность привыкшего ко всему мира.

Доктор Тейер подалась вперед и с силой уперлась Руками в сиденье кресла. Похоже было, что она готовится к атаке.

– Полагаю, Дилан рассказал вам об этом инциденте на экзаменах в прошлом году в Дуайте. В газеты, естественно, ничего не попало. Кому нужен скандал!

Снова они ступили на опасную почву. Ной весь подобрался и буквально заставил себя расслабить мышцы.

– Случай, когда некто сдавал экзамен за других учащихся?

Доктор Тейер устало улыбнулась:

– Да, Ной, тот самый случай.

– А что сталось с этим человеком?

– По правде говоря, я об этом не задумывалась. Что меня интересует, так это то, что вы знаете всю подноготную этого процесса.

– Знаю всю подноготную? – засмеялся Ной. – Того, как сдавать экзамен за учеников Дуайта?

– Сами вы, я полагаю, имели отношение к Долтону.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Интересная отговорка. Ничего не отрицая, правда? Расскажите мне, как это было. Сколько баллов в результате набрала та девушка? Или вы никогда не интересовались? Может быть, чек просто лежал на туалетном столике, а вы как раз проходили мимо?

– Кто вам об этом рассказал? – спросил Ной. Ему было, в общем, на это наплевать, но он не мог придумать другого вопроса, чтобы прикрыть свою вину.

– Я узнала об этом потому, что искала кого-то, кто мог бы «помочь» Дилану обходным путем. И тут выплыло ваше имя. Вот видите, Ной? Мы оба с вами не без склонности ко греху. А может быть, мы просто хотим помочь тем, о ком заботимся.

– К чему вы клоните?

Доктор Тейер откинулась на подушки.

– Я только хочу убедиться, что мы понимаем друг друга. Мы с вами ведь в чем-то похожи. Оттого я и выбрала вас.

От волнения и испуга, отчаявшись переменить тему разговора, Ной допустил ошибку – задал «детский вопрос»:

– У вас есть планы на вечер?

Доктор Тейер отложила книгу, посмотрела на постель и слегка улыбнулась Ною.

– У меня есть планы на вечер. Я работаю. Ау вас есть планы на вечер?

– Да, – тихо ответил Ной.

– Тогда спокойной ночи.

* * *

На остановке «Мэдисон-авеню» в автобус вместе с Ноем влезли молодые мужчины и женщины в деловых костюмах – будущие начальники, сейчас они соглашались работать по девяносто часов в неделю и возвращались домой в десять вечера. Ной стоял, со всех сторон зажатый их усталыми телами, слушал отрывистые и раздраженные разговоры по мобильнику. Половина из них звонила, по всей видимости, родителям, другая половина – друзьям или возлюбленным. Одни жаловались на высокую квартирную плату, другие – на то, что им жалуются друзья. Ной порадовался, что дома его, наверное, ждет Олена.

На Семьдесят девятой улице он пересел в метро; народу в вагоне было полно. Ной втиснулся между молодой женщиной, прижимавшей к груди полотняную сумку и читавшей «Пророка» Джебрана, и пожилым азиатом в наушниках, покачивавшим головой в такт музыке из ай-пода. Когда миновали Девяносто шестую, европейское население стало понемногу иссякать, и в вагон тонкой струйкой потекли меньшинства. Когда на Сто двадцать пятой улице поезд вынырнул на поверхность, там оставались лишь смугло– и темнокожие пассажиры, да еще Ной.

На Сто сорок пятой он вылез из подземки и побрел по Бродвею; портфель бил его по бедру. На тротуаре валялись остатки дневной жизнедеятельности: обертки – преимущественно картонки из «Макдоналдса», смятые вощеные пакеты из-под жареных цыплят, кое-где с примесью пластиковых лоточков из китайской закусочной. Все это, плюс битое стекло вдоль тротуара, походило на какую-то местную растительность. Какой-то нищий наблевал прямо посреди Бродвея, и когда Ной проходил мимо, нищий принялся показывать ему на оранжевое пятно и в знак приветствия поднял запрятанную в коричневый пакет бутылку. Местный супермаркет был закрыт, но какая-то женщина, прижимающая к груди ребенка, расстелила перед входом одеяло и пыталась сбыть прохожим пыльные консервные банки. На мгновение Ной возненавидел и Парк-авеню, и Гарлем за то, что они могут сосуществовать так близко друг к другу и при этом не столкнутся лбами и не утратят наконец всякое отличие.

* * *

На лестнице Ной остановился. Прислонился к стене из шлакоблоков и потер виски. Доктор Тейер знала про Монро.

Монро Эйхлер – его первая и лучшая ученица – самоуверенная, напористая, рыжие кудри, юбки в яркую клетку, заколотые английскими булавками. Сейчас она, наверное, в Амхерсте[8]. Ной очень интересовался, где она сейчас, как у нее дела. Он хотел бы просто поговорить с ней, как они разговаривали прежде. Но миссис Эйхлер ясно дала ему понять, что он не должен искать с Монро никаких контактов.

Каждую среду вечером наступали три волшебных часа: сто минут – занятия с Монро, сто минус – ужин с миссис Эйхлер и Монро. Монро была президентом долтоновского политологического клуба «Мини-ООН» и увлеченно болтала о слабой позиции Аргентины в мировой политике. Она призналась, что просто влюблена в «последовательность Фибоначчи». Она читала русскую фантастику и посещала лекции по высшей математике в Колумбийском университете. Всего через полгода она уже набирала в проверочных работах по 2300 баллов.