– Пресвятая Дева! – прорычал Людовик. – Ты смеешь насмехаться над своим королем, презренный негодяй! Где граф? Отвечай сию же секунду, или я прикажу схватить тебя и сжечь живьем еще до рассвета.

– Сир король! – промолвил Бигорн. – Я готов сейчас же проводить вас к графу де Валуа, если вы пожелаете за мной последовать. Клянусь моей частью рая и моей душой христианина, что доставлю вас в присутствие благородного графа, коему мы не причинили ни малейшего вреда. Но обещаю также и то, что если до рассвета король не отправится лично освобождать своего горячо любимого дядюшку, граф де Валуа закончит свое существование. Что до вашей угрозы сжечь меня живьем, сир, то такая смерть стоит всех прочих. Поговаривают даже, что мессир Жак де Молэ, которого сожгли по приказу вашего высокочтимого батюшки, – (при этих глубоко ранящих словах король побледнел и опустил голову), – прокричал с вершины своего костра, что ложе из хвороста отнюдь не так плохо, как он полагал. Поймите, сир: раз уж мы сумели пройти в ваш Лувр, обмануть бдительность стражников, что следят за безопасностью вашей персоны, обезоружить караульного, который стоял у вашей двери, связать его и запихнуть в сундук; раз уж, наконец, мы посмели проникнуть в вашу спальню, и раз уж я смею говорить с вами лицом к лицу, значит, все мы – все трое – готовы принести свои жизни в жертву. Тем не менее замечу, сир, что, сделав то, что сделали, мы дали вам неопровержимое доказательство нашего почтения к вашим священным дням, так как мы явились сюда безоружными, и совсем недавно нас было трое против одного. Так что, умоляя короля последовать за нами, последовать в одиночку, я имею в виду не только то, что эта прогулка никак ему не навредит, но и пойдет во благо монсеньору де Валуа.

Физиономия Ланселота Бигорна изменилась. Это суровое лицо выражало теперь некое неустрашимое достоинство. Какое-то время король взирал на него с удивлением, а возможно, и с тайным восхищением.

– Ты тут недавно, – проговорил он, – произнес одно слово…

– И слово это, сир, – измена! – сказал Бигорн, и в глазах его забегали веселые и лукавые огоньки. – В том месте, где король увидит графа де Валуа, он найдет также и следы предательства.

Людовик Сварливый побледнел, пальцы его сжались в кулаки, а взгляд воспылал огнем.

– И кто же, по-твоему, меня предает? – проворчал он.

– Некая женщина, – отвечал Бигорн.

Король поднес руку к лицу.

– Женщина! – пробормотал он. – Женщина! Этот человек говорит то же, что говорила в Тампле та колдунья! Меня предает, мне изменяет некая женщина! Что это за женщина? И что это за предательство? О! Я должен узнать это во что бы то ни стало, пусть даже и с риском для жизни, так как жить с призраком измены – значит не жить вовсе! Ужасные подозрения разрывают мне сердце!.. Я должен это узнать!

Король неистово постучал молоточком по столу, дверь открылась, и появился Юг де Транкавель.

– Сир, – сказал капитан стражи, – палач и казначей еще не явились, но через несколько минут будут к вашим услугам.

– Транкавель, – промолвил король, – я хочу, чтобы сюда сейчас же доставили женщину, которая содержится в Тампле по обвинению в колдовстве и наведении порчи. Сколько времени, – добавил он, обернувшись к Бигорну, – может занять та прогулка, которую ты мне предлагаешь?

– Может, час, – сказал Бигорн, – может, день. Все будет зависеть лишь от короля и от того, какие открытия он сделает.

– Хорошо. Ступай, Транкавель, и приведи сюда эту женщину.

Капитан стражи исчез. Тогда король начал быстро одеваться, а Бигорн бросился ему помогать.

– Стало быть, ты умеешь одевать? – поинтересовался король, позволив Ланселоту заняться его туалетом.

– Сир, – отвечал Бигорн, – я тоже камердинер, как и знаменитый Баэнь, мой благородный собрат по профессии.

– И кому же ты прислуживаешь?

– Мессиру Жану Буридану, бакалавру из Сорбонны; и, по этому поводу, если король останется доволен моей работой, я осмелюсь просить его – раз уж мой хозяин приговорен к смертной казни – позволить мне присутствовать при последних минутах его жизни.

– Считай, что твоя просьба уже удовлетворена.

– Слово короля?

– Слово дворянина: когда этот мятежник будет схвачен и препровожден к виселице, ты один сможешь быть при нем и, раз уж ты его слуга, позаботиться о его последнем туалете.

– Благодарю, сир, – сказал Бигорн.

Одевшись, Людовик направился к двери, находившейся в глубине комнаты, прямо напротив той, что вела в прихожую.

– Следуйте за мной! – сказал он.

В этот момент Гийом Бурраск схватил кинжал короля, который лежал на столе, в то время как Рике подхватил стоявшую у кресла шпагу. Император Галилеи и король Базоши подошли к Людовику.

– Сир, – сказал Гийом, – вы забыли вооружиться.

– Дворянин, – добавил Рике, – никогда не должен выходить без оружия.

Людовик окинул эту парочку странным взглядом, закрепил на боку шпагу, сунул за пояс кинжал и повторил:

– Следуйте за мной!

Трое друзей повиновались. Король зашагал по длинному потайному коридору, который, пусть и не напрямую, соединял его покои с комнатами Маргариты Бургундской.

Людовик шел быстрым шагом, бормоча слова, которых Бигорн не слышал. Они миновали несколько галерей, дворов, рвов, дверей, покрытых шипами калиток. У каждого из этих рвов, у каждой из этих дверей, позади каждой из этих калиток, стояли часовые, но король, оставаясь неузнанным, называл пароль, и они шли дальше. Наконец Людовик остановился у небольшого садика, куда и вошел, открыв дверь, ключ от которой, судя по всему, имелся у него одного. На другом конце этого садика высилась мрачная крепостная стена, но в левом ее углу обнаружилась небольшая дверца, которую Людовик открыл все тем же ключом. Вслед за королем трое молчаливых товарищей прошли во мраке под какой-то аркой, затем по небольшому мосту и очутились на свежем воздухе, под звездным небом. Гийом глубоко вздохнул, Рике произнес: «Уф!», и лишь Бигорн не выказал никаких эмоций.

– Дальше, – сказал король, – ведите меня уже вы.

Они находились на берегу Сены. Не говоря ни слова, Бигорн спустился к воде, запрыгнул в одну из лодок и протянул руку, чтобы король смог на нее опереться. Людовик, пренебрегши помощью, без труда вскочил в лодку и устроился на носу, где и застыл в неподвижной позе, скрестив на груди руки, мрачный, задумчивый, терзаемый все той же мыслью: «Что же это за женщина, которая меня предает? А главное – как?»

Гийом и Рике разместились на средней скамье. Бигорн взялся за весло, и небольшое суденышко начало быстро прорезать одинокие воды Сены, подобно одной из тех ночных птиц, что загадочно парят иногда над поверхностью того или иного пруда.

Наконец лодка причалила к противоположному берегу. Король спрыгнул на песок и почувствовал, как нечто тяжелое вместе с тенью словно навалилось на его плечи. Он поднял голову, чтобы взглянуть, откуда идет эта тень, и с изумлением и некоторым беспокойством пробормотал: