Кто-то сел и вздохнул. В такой темноте узнать человека по вздоху было не сложнее, чем днем – по голосу.

– Сирей? Не спишь?

– Да.

– В чем дело?

– Ни в чем. Я часто по ночам просыпаюсь.

– Эта ночь совсем другая. И темень! Даже руки не видно.

– Тебе не нравится?

– Нравится.

Чтобы не помешать остальным, Бомен и Сирей разговаривали очень тихо. Звук голоса друга успокаивал, темнота уже не казалась такой необъятной.

– А мне нравится, – сказала Сирей, – что ты меня не видишь.

– Почему?

– Сам знаешь.

– Из-за шрамов?

– Да.

– Ты ошибаешься, Сирей. Шрамы тебя совсем не портят!

– Ты говоришь так, потому что добрый. Мне нужна правда, а не доброта.

– Я и говорю правду.

Сирей помолчала и потом очень тихо сказала:

– Ах, Бомен! Если бы я была по-прежнему красивой, ты бы любил меня, как я тебя.

Бомен растерялся и не знал, что ответить. Странная темнота… Можно сказать то, что никогда не сказал бы при свете.

– Ты по-прежнему красивая, – наконец выговорил он. – Даже краше, чем была.

– Но ты меня не любишь.

Бомен замолчал.

– Странно, – чуть погодя сказала Сирей. – Меня всегда все любили. А я люблю тебя. Как же во мне так много любви, а в тебе так мало?

В ее словах не было упрека; только искреннее недоумение и грусть.

– Я не могу любить тебя, Сирей. Я же говорил. Меня скоро заберут, и мы больше никогда не увидимся.

– Почему заберут? И куда?

– В место под названием Сирин.

– Ты никогда не вернешься?

– Я там погибну, Сирей. Еще до конца зимы.

– Погибнешь? – Ее голос дрогнул. – Ты не можешь любить меня, потому что скоро умрешь?

– Да.

– Это неправильно. Если ты скоро погибнешь, значит, нужно любить меня сейчас, пока еще не поздно.

– А потом тебя бросить?

– Да.

– Ты этого не хочешь.

– Очень хочу.

– Что ты, Сирей!

– Можешь говорить «что ты, Сирей!» сколько угодно, но наш поцелуй тебе понравился. И не смей врать.

– Понравился. Только какой в этом смысл?

– Какой смысл в поцелуях? Никакого. Это просто поцелуи. Если каждое действие выполнять ради нового действия, эта цепочка никогда не кончится.

Бомен невольно улыбнулся и подумал: интересно, она почувствовала?

– Тебя послушать, так все очень просто.

– Оно и есть просто! Потому что ты сказал, что скоро умрешь. Разве ты не понимаешь, как это все упрощает?

Бомен поразился. Когда-то он считал Сирей глупым, избалованным ребенком. А она оказалась совсем другой.

– Все, что ты мог бы совершить в течение жизни, нужно сделать сейчас – или никогда.

– В общем-то, да.

– Сейчас, Бомен. Ты понимаешь, что значит «сейчас»?

– Да, наверное…

– Сейчас – значит сейчас.

Настала тишина. Точнее, прогремела в кромешной тьме, как раскат грома. Бомен стал прикидывать: как далеко до Сирей? Если протянуть руку…

Что Бомен и сделал. И чуть не вздрогнул, встретив пальцы Сирей. Она протягивала руку к нему.

Руки встретились, ладони соприкоснулись. Пальцы беззвучно сплелись в тайном знаке дружбы. Бомен и Сирей без слов тянулись друг к другу, пока не почувствовали щекой дыхание другого, пока лицо не коснулось лица. Они молча поцеловались.

До самого утра Бомен и Сирей лежали, крепко обнявшись и не говоря ни слова. Когда в небе забрезжил свет, они расстались: то, что случилось с ними в темноте, с рассветом должно было растаять, как сон.

Мантхи открыли глаза, потянулись, умылись. Утро выдалось непривычно тихим – все думали о том, что сегодня расстанутся. Канобиус хлопотал у горшков, уже погрузив их по горлышко в кипящую воду. Рядом с тремя большими горшками стоял маленький, и капитан время от времени подсыпал туда какие-то приправы.

Анно Хаз объявил, что пора складывать вещи в повозку и готовиться к отходу. Бомен нашел Дымка и легонько потряс. На этот раз кот проснулся. Он проспал целые сутки!

– Слава богу! Я уж думал, с тобой что-то случилось.

– Ох, парень! – сонно пробормотал Дымок. – Я так далеко! Зачем возвращаться?

– Скоро выходим. Нельзя же спать вечно!

– Еще как можно. Спать вечно… Счастливым сном… Чтобы он никогда не кончался…

Блаженный Дымок – это что-то новое. Бомен присмотрелся к коту повнимательнее.

– По-моему, ты заболел.

– Жизнь – это болезнь, – пробормотал Дымок. – Смерть – излечение.

– Что?! Да ты не болен, а пьян!

Бомен схватил вялого кота, отнес к ближайшему ручью и бросил в воду. Сначала кот камнем пошел ко дну, но тут же забарахтался и кое-как выплыл на берег.

– Ну как, лучше?

– Хуже! – огрызнулся Дымок, стряхивая воду со шкуры. – И поскольку ты не блещешь ни красотой, ни добротой, ни остроумием, я бы предпочел, чтобы ты оставил меня в покое.

– Вот это мой Дымок! – с облегчением вздохнул Бомен. По просьбе жены Анно Хаз в последний раз обратился к тем, кто решил остаться в долине.

– Вы еще можете передумать.

– Я хотел сказать тебе то же самое, – отозвался Бранко Так. – Не делай глупостей, Анно. Зима скоро кончится.

– Мы уходим через час, – сказал Анно.

– Через час?! А как же капитанский пир? Прощальный!

– Дни зимой короткие, надо успеть пройти побольше, – ответил Анно и вернулся к повозке.

Госпожу Холиш послали к капитану Канобиусу, чтобы узнать, нельзя ли начать пир немедленно.

– Но главное блюдо не готово! – воскликнул капитан. – Еще час, не меньше! Я только положил утренние травки!

– Понимаете, наши друзья уходят, – объяснила госпожа Холиш.

– Ну и что? – ответил Канобиус. – Пир не для тех, кто уходит, а для тех, кто остается. А с вами, милая дама, я разделю особое блюдо. – Он понизил голос. – Кукурузные лепешки с белыми трюфелями! Я хранил трюфеля для особого случая. Их хватит только на двоих.

– Я никогда не пробовала трюфелей, – призналась госпожа Холиш.

– Мадам, значит, ваша жизнь еще не началась!

Госпожа Холиш вернулась к своим и рассказала, что Канобиус не захотел перенести пиршество и что он готовит ей белые трюфеля.