Он так пристально посмотрел на меня, что я отвела взгляд. В его предложении помощи чувствовалось не только проявление доброты, но я не могла понять что.

– Здравствуйте, Райли. – В приемную вошла Сьюзен и протянула мне руку для приветствия. – А вы, должно быть, мистер Кайл?

Мы обменялись рукопожатиями и проследовали за ней в офис, где сели рядом напротив ее стола. Посмотрев на меня внимательно, Сьюзен спросила:

– Райли, у вас все в порядке?

– Да, все хорошо, – кивнула я. Хм… должно быть, я выгляжу хуже, чем думала. Мне даже захотелось поскорее вернуться в дом. Мне не очень нравилось, что там сейчас хозяйничают Кристин с Дженни, продолжая разбирать наши семейные вещи. Бесцеремонные повадки Кристин начинали меня бесить, мне не нравилось, что она так по-свойски распоряжается вещами моих родных.

– Что ж, отлично, – сказала Сьюзен, приступая к делу. – Я подготовила документ, согласно которому к вам, мистер Кайл, переходит коллекция завещанных трубок. Райли, коллекцию уже оценили?

Я кивнула.

– Оценщик считает, что ее приблизительная стоимость где-то семнадцати тысяч. – Я наблюдала за лицом Тома Кайла, но оно не выражало никаких эмоций. Я только что сказала ему, что он стал богаче на семнадцать тысяч долларов, а ему, похоже, было все равно. – Как мы это сделаем? – спросила я. – Ну, то есть я привезу ему трубки, или?..

– Думаю, будет лучше, если мистер Кайл сам заедет за трубками. Ведь теперь они принадлежат ему.

Мы еще немного поговорили со Сьюзен, подписали пару документов, а потом покинули ее офис и вышли на улицу.

– Не принимай все так близко к сердцу, Райли, – сказал Том, прежде чем направиться к своему «Форду», припаркованному у тротуара.

Я не знала, что на это ответить, и просто молча пошла по направлению к дому, а когда уже собралась переходить дорогу, Том вдруг окликнул меня через окно машины и дал задний ход.

– Райли.

Я посмотрела на него.

– Да?

– Твоя сестра… Ну та, про которую говорят, что она покончила с собой…

Я ждала, пока он продолжит, но казалось, что он ждал чего-то в ответ.

– Да? – снова переспросила я.

– Она этого не делала, – произнес он и, резко нажав на газ, развернулся и скрылся из виду раньше, чем я смогла осмыслить его слова.

17

Лиза

Январь 1990

Александрия, штат Виргиния

В спальню проник свет уличного фонаря и упал на истертую кожу футляра для скрипки. У скрипки было имя – «Вайолет». Лиза взглянула на футляр и отвернулась. Отец сказал, что скрипку с собой брать нельзя. Она попыталась протестовать: ведь логичней предположить, что, если ей действительно пришла бы мысль убить себя, скрипку бы она забрала с собой – она бы ни за что ее не оставила. Но отец окинул ее строгим взглядом и сказал, что скрипка в данном случае – наименьшая из ее проблем, и она согласилась.

Снег в свете фонарного круга показался ей белой пылью, повисшей в воздухе. Она поежилась. В последнее время ей никак не удавалось согреться, вне зависимости от того, сколько слоев одежды было на ней надето. Сегодня у нее стучали зубы и даже подташнивало. Она не ела несколько дней – кусок не лез в горло. Мама думала – это из-за предстоящего суда, и еще больше начинала беспокоиться, что присяжные, увидев ее бледное осунувшееся лицо и костлявые плечи, сразу посчитают ее за убийцу.

– Лиза, тебе нужно поесть, – умоляла она, – иначе они подумают, что ты наркоманка.

Меньше всего ей хотелось сейчас вникать в то, что говорила ей мать, и думать о ней.

В комнате было темно – отец не велел включать свет из-за соседей, которые наверняка не спали и наблюдали за их окнами.

– Ты готова? – спросил он, входя к ней.

Она поднялась навстречу ему:

– Нет.

Однако взяла рюкзак, собрала в пакет полотенце, пустую бутылочку из-под краски для волос, белокурые состриженные пряди и прошла мимо отца в коридор.

К такому никто и никогда не будет готов.

Отец схватил ее за руку и, повернув к себе, показал на медальон у нее на шее:

– Это нужно оставить здесь.

– Но я бы его надела, пап! – воскликнула она, касаясь белого нефритового овала и подушечками пальцев нащупывая узор, вырезанный на камне. – Я его никогда не снимаю!

– Придется, – вздохнул отец. – Его слишком легко узнать.

Сдавшись, она вернулась в комнату, сняла медальон и шагнула к полке, где стояла коробочка с драгоценностями, однако вместо того, чтобы положить в нее украшение, спрятала его в кармане джинсов. Она ни за что его не оставит.

Вернувшись в коридор, она последовала за отцом, на ходу натягивая шапку поглубже – волосы еще не высохли, а на улице холодно.

– Тсс, – обернулся на нее отец, хотя она и так не издала ни звука.

Они вышли на подъездную дорогу и прошагали к ее машине. Отец открыл перед ней дверцу водителя и тихо предупредил:

– Никаких фар, пока не выберемся с аллеи.

Она кивнула, и отец неслышно захлопнул дверцу.

Его автомобиль стоял позади ее машины. Отец завел его, и они осторожно стали выезжать, ориентируясь только на свет фонарей.

Теперь она следовала за ним, и ее зубы стучали так сильно, что казалось, звук отдавался в голове.

– Прощай, Энсесль-роуд, – прошептала она.

В машине пахло краской для волос, и она подумала, что, наверное, и в ее спальне остался этот запах. Заметит ли его ее мама, когда вернется из Пенсильвании? Или полиция – что намного хуже.

Потом она представила себе «Вайолет», которая осталась в комнате. Представила маму, читающую ее предсмертную записку. И подумала о том, что, пока мама с Райли и Дэнни у дедушки в Пенсильвании, они даже не догадываются, что сейчас происходит.

– Детям здесь не место. Тем более сейчас, когда нас осаждает пресса, – говорил отец маме, объясняя, почему она должна увезти Райли и Дэнни из города. Мама, конечно, согласилась, но она и представить себе не могла, на что подписалась.

Райли. Дэнни. Мама. Она их больше никогда не увидит. Сердце болело так сильно, что боль отдавалась в руках.

– Не надо думать, – сказала она себе.

Ее голос прозвучал странно в пустой темной машине. Она не должна была позволять мыслям о семье отвлекать ее от осуществления плана. Ей не следовало думать ни о чем, кроме того, что необходимо было делать сейчас. Сегодняшним вечером.

Несколько дней назад отец посреди ночи пришел к ней в комнату и, присев на край кровати, поделился этой идеей. Впрочем, это был детально разработанный план. Сначала она не поверила своим ушам. Но потом почувствовала невероятную благодарность за то, что отец решился ради нее на такое. На то, чтобы спасти ее. В ту ночь он сказал ей, что у нее есть выбор – либо провести остаток жизни в тюрьме, либо жить под чужим именем, как какая-нибудь другая девушка, которая будет свободна, как птица. Но на самом деле выбора у нее не было.