Свадьбу отметили вдвоем: у Лили отца не было с детства, а мать умерла, когда ей исполнилось семнадцать. Котовская мать с апреля по ноябрь жила у родни в далекой деревне, четыреста километров от Москвы.

В загсе все прошло быстро – поток. Почему-то им все время было смешно. После регистрации зашли в первое попавшееся кафе, съели по антрекоту, запив его бутылкой сладковатого «Псоу» и вышли в мир семейной парой, Сергей и Лилия Котовы, просим любить и жаловать.

Про свадебное путешествие – «да ладно тебе, просто отпуск!» – она сказала:

– Хочу теплого моря, горячего песка, жарких взглядов горячих кавказских мужчин, одобрительно цокающих в спину, запаха и вкуса шашлыков. Прямо впиться зубами, чтоб сок, Кот! И огромных персиков, таких, чтобы текло по рукам. Хочу сладкого упругого винограда, вареной кукурузы, посоленной крепко-крепко, как я люблю, горячих лепешек – так, чтоб обжигали руки, – и море вина, красного, сладкого, домашнего.

И если обгорю – а я обгорю, Котов, ты меня знаешь, сам говоришь, ни в чем меры не знаю, – так вот, когда обгорю, ты будешь мазать меня простоквашей или сметаной. Мазать и слизывать ее, да? Ты же любишь сметану, Сережка? Видишь, какой незатейливой простушкой оказалась твоя жена? А на удобства и все остальное мне наплевать, Котов, цени! – веселилась она.

Котов ценил. Еще как! Ценил, дорожил, восхищался и умилялся. И еще был страшно горд – таких женщин он не встречал. Таких прозрачных, тоненьких, хрупких. Таких зеленоглазых и чернобровых. С такими губами, господи… С такими плечами, грудью, с такими ногами. Королева. Когда она шла – все оборачивались. Инопланетянка – голова задрана кверху, зеленющие кошачьи глаза прищурены, ни на кого не смотрит. Выглядит надменно, а на самом деле это от близорукости. Капризная, плаксивая, веселая, стойкая, остроумная, хитрющая и наивная. Вредная и милосердная. Нежная до… слез, его слез. И колючая. В общем, настоящая женщина.

Через четыре дня после загса уехали на Кавказ. Было все так, как она мечтала: и маленькая, прохладная комнатушка в мазанке, укрытой инжирным деревом и от того прохладная, и шаткий скрипучий диван, застеленный жестким, накрахмаленным бельем. И горячая, обжигающая галька, и теплое, грязноватое море. И пылающие от непроходимой страсти взгляды местных абреков, и цоканье вслед, и сочные куски истекающего соком мяса, и сладкий хрустящий лук, и горячий лаваш, и огромные, сахарные на изломе помидоры. И вино в молочных бутылках, темное, терпкое, сладкое, от которого были сладкими и липкими губы.

И ее смех, тихий, журчащий, загадочный. И разбитая коленка с засохшей корочкой, и пять крупных веснушек – да, пять, он пересчитывал, – новеньких, раньше их не было. И чуть выгоревшие на концах ресницы, и подгоревшие плечи, которые он мазал сметаной, и желтый сарафан в мелкую крапинку.

И счастье, счастье, счастье, которому, казалось, не будет конца!

Жили у Котова, повезло невероятно – своя, отдельная двухкомнатная квартира! Досталась она ему неожиданно – отец, бывший давно в разводе с матерью, уехал работать в Душанбе и прописал туда сына.

Мать все пугала: «Вернется – выгонит! Знаю ему цену, твоему папаше!»

Выгонит так выгонит, Котов об этом не думал. Живем – и ладно, что загадывать на сто лет вперед? На сто не пришлось, спустя четыре года отец умер от инфаркта. Жара. «Ему же нельзя было в жару! – кричала мать. – Он сердечник!»

Тогда Сергей понял – все еще любит. Расстались давно, расставались сложно и плохо, мать костерила отца последними словами, обида, казалось, на всю жизнь, а умер – плакала.

А они с Лилей жили не тужили. Молодые, свободные, счастливые – лучшее время жизни. Утром разбегались на работу, а вечером встречались на Сретенском – легкий променад, выдохнуть кабинетную пыль, глотнуть свежего воздуха. Да просто пройтись, размять мышцы – ах, какие же мы молодцы! А обратно почти бегом, потому что голодные, как степные волки! Пять минут – и ужин. Прекрасно! Котлеты из кулинарии, гречневая каша оттуда же – что тратить время на готовку, это бессмысленно! Ведь можно найти столько чудесных и интересных занятий!

Ссоры, разногласия? О чем вы! У них не было ни ссор, ни разногласий. Нет, мелкие перепалки, конечно, случались – живые ведь люди! Но это были такие смешные и незначительные мелочи, о которых они тут же забывали.

Все было прекрасно и ясно. Кроме одного – детки не получались. Спустя пять лет Котовы обратились к врачам. Ничего такого. Ну да, проблемы есть, но небольшие и незначительные, люди беременеют и рожают с куда более серьезными. В общем, прогулки на свежем воздухе, полезное питание, хорошо бы морские курорты, и – надежда на Бога.

«Ничего себе, – возмутилась Ли. – Как тебе это нравится: на Бога? И это говорит уважаемый дипломированный специалист? Говорит нам, современным людям с высшим образованием? Ей-богу, смешно!»

Котов махнул рукой: «Что ты хочешь, когда больше нечего сказать? Игра слов, фигура речи. Да, такое бывает. Живут люди годы, и ничего. И вдруг… вдруг все складывается. Бог? Да глупости. Просто стечение обстоятельств».

В голове билась оброненная профессором фраза: «Бывают и такие странные вещи, как несовпадения. Да, да, люди просто не совпадают друг с другом». Это они-то не совпадают? Ха-ха! Если не они, тогда кто? Кто тогда совпадает?

И все-таки слабая надежда оставалась – никаких страшных диагнозов вынесено не было. А значит, надо верить и ждать. Правда, время течет неумолимо, утекает, как вода сквозь ладони. И Ли давно бы назвали старородящей. Если бы она наконец забеременела.

Спустя какое-то время она заявила, что к врачам больше не ходок – устала. Хватит тратить деньги на эти чертовы грязевые курорты, на эти процедуры, соки по утрам, измерение ректальной температуры, ожидание месячных и слезы, когда они начинаются.

– Понимаешь, Котов, даже в постели с тобой я думаю только об этом! И знаешь… Кажется, я поверила, что, видимо, не судьба. Что будем делать, Сережа? Ставить жирную точку? Я к этому готова. А ты? Или другой путь? Который тысячи таких, как мы, проходят. Может, это выход? Давай просто съездим и просто посмотрим? Это же нас ни к чему не обязывает, а, Кот?

Котов молчал. Произнести то, о чем он думал последние три года, почему-то было ужасно страшно.

Это сказала она. Она всегда была смелее его. Впрочем, как каждая женщина смелее мужчины.

– Из детского дома? – растерянно повторил он. – Ты хорошо подумала, Лилька? Ну и вообще – как ты все это представляешь? Не знаю, – задумчиво проговорил он, – мне как-то страшновато.

– Другого выхода нет. Или так, или… Или все, точка. А что? Многие живут без детей и не страдают. Вообще спокойно, без проблем. Например, Жиганские – чем плоха их жизнь? Как говорит Надя Жиганская, мы думаем только друг о друге и нам хватает друг друга! А мы с тобой? Ой, Котов! Да ты и сам это знаешь. Мы постоянно думаем о ребенке. И это нас, Сережа, сжирает. Сводит с ума. Мы подсознательно ищем, кто из нас виноват. И к хорошему это не приведет.

«Она сказала вслух все то, о чем думаю я, – пронеслось у него в голове. – Но я бы никогда не решился это произнести – ни смелости не хватает, ни честности».