он взял плошку и привычно встроился в очередь. Тут же один из кандальников, схватив за плечо, грубо оттолкнул назад. Герой соотнес свои размеры с его и отошел молча, но следующий же каторжник и вовсе вытолкнул из очереди!

Поймав на себе презрительные взгляды и осознав, что сила не на его стороне, снова отошел назад. Такие дела, единственный день общения с героями глубоко отпечатался на репутации. И он еще даже не представлял насколько.

Лишь Мелочь пристроился в очереди рядом — вот, где теперь было место Рэя. Мелочь панибратски ткнул в плечо:

— Коновал! — своим стариковским голосом обратился он. — Тебя Нос приглашает. Перед отбоем в милую хату, усек?

— Зачем?

— Потереть хочет, не тупи, — крякнул Мелочь, тоже обступая героя в очереди. — Чтоб после ужина доложился.

Рэй крепко взял Мелочь за воротник и поставил назад:

— Пусть сам и заходит, коль разговор у него, нечего шпыней засылать, — напоказ огрызнулся он. Впрочем, руководствуясь вовсе не понятиями, а банальной трусостью: чесноку, заявившемуся в милую избу, запросто могли «подарить сокола». Соколом на местном наречии звалась маленькая, словно перо, заточка из железа или даже из дерева — из белой ели умельцы тут острющие делали.

Когда на раздаче наконец подошла очередь Рэя, супа уже не осталось, а каши он получил лишь половину порции со дна котелка, где осталась подгорелая. Поужинал на улице, избегая остальных.

Перед отбоем старший сторож вошел в барак, объявив новое распоряжение судьи: всякому, кто желает, в качестве проявления исправительного поведения, дозволено остаться на ночную вахту:

— Достопочтенный наместник распорядился сократить срок заключения на треть тому, кто одолеет зверя! Даже если только окажет посильную в том помощь, — окинул он заключенных по оба крыла презрительным взглядом и продолжил: — А коли оставшийся срок заключения кандальника уже составляет менее трех зим, такому будет велено отправляться на волю первым же кораблем!

Предложение соблазнительное, однако желающих не нашлось: вопли очередного стражника, подранного три ночи назад, были свежи в памяти.

Той же ночью, только замки защелкнулись на дверях, неосторожного каторжника, что «решил податься в герои», а на деле свинтивший на свидание с красивой гостьей, не уступив сие право старшему по масти, неслабо поколотили — милая изба прислала привет.

* * *

Поздняя весна: травник месяц

Со дня прогулки за пределы Бересты минуло несколько дней. Настю Рэй более не видел. Каждую ночь, с силой сжимая в руках зеленую тетрадь, полученную в Башне, он раздумывал над произошедшим. Кто еще из сторожей стоял за убийством героев? Откуда взялся зверь и как его одолеть? Для чего, вообще, нужны эти дурацкие тетради?! И почему совершенно никто из местных не обращает на них внимания?

На первой странице Рэй начертал углем размытый образ ночного зверя с двумя пышными хвостами; тем, правда, лишь убедился, что талантом рисования он обделен ничуть не меньше Насти. После встречи с ней Рэй всегда носил тетрадь с собой, словно вцепившись в нее, как в последнюю соломинку, хотя сам понятия не имел, откуда эта соломинка тянется.

Новым утром из-за тына опять выглядывали паруса шхуны — прибыли новые гости. Поместье всё больше походило не на изолированную рабочую колонию, а на торговый двор.

— Еще болит? — спросила Лиша, касаясь припухлости на виске Рэя: — Герои-то, красавцы, придут и уйдут, а ты — кандальник и останешься в общине кандальников, — опять назидательствовала она. — Говорила, не нужно тебе с геройскими связываться.

— Да сто раз говорила! — отмахнулся Рэй, сжимая в руках тетрадь. — Настя либо уедет сегодняшним кораблем, либо уже на днях пешком ушла, можешь расслабиться.

— Да я сказала, ссать мне на нее, — хмыкнула Лиша. — На, — протянула плошку каши со свиными шкварками с верхом.

— Чего это?

— Баланда. Или хочешь опять огарки со дна доедать? — вскинула она брови.

Рэй, поджав губы, принял чашу.

— Вчера разговаривала с Носом. О тебе.

— Что, зачем это?!

— Затем! Ты на себя посмотри. Обувь подменили, пальцы на улицу торчат, ватник отобрали, ешь последним в очереди. Думаешь, долго так протянешь? Иди-ка, с Мелочью подружись, он тебя научит рыбьи хребты обсасывать. Короче, Нос говорит, ты бываешь полезным со своим ле́карством. А он пустыху не гоняет, сказал, коль не станешь больше дурить — забудется косяк.

— Словно в первый день со мной возишься. Я ничего плохого не делал, так что и Носова милость мне не нужна. Ты вот знаешь, что он в сговоре со сторожами?!

— Откровение-то какое! Как, думаешь, он в милую избу угодил, едва зашел в поруб? Они ж Федоткой-сторожо́м друганы закадычные, еще из сявской шайки.

Сяв — один из крупных городов Северо-Восточного; далеко, в двух неделях на юг от Бересты.

— Тем более! Не надо за меня ничего просить. Знаю, как ты расплачиваешься, — всё же погрузив ложку в густую кашу, ответил он.

— Мое тело — мое дело, понял? Тебя-то оно не сильно интересует, — с плохо скрытой обидой вдруг высказала Лиша.

— А это здесь при чём?

— Да ни при чём! — поднялась она резко. — Жри и дуй за инструментом, только топоры не бери, а то рука болит. Постарайся двуручную пилу добыть, с ней полегче.

Рэй выдохнул. Телом ее он и правда не интересовался. Не то что бы собой так дурна, наоборот: за полгода примелькалась, даже глазу приятна стала. Но, во-первых, Лиша была другом, а друг, как и врач, существо без пола. Во-вторых, Лиша считалась марухой сударя Носа, то есть интересоваться ею мог исключительно сударь Нос, и даже никто из милых.

Доедая кашу, Рэй опять всмотрелся в рисунок на первой странице дневника, будто в нём могло быть что-то, что он до сих пор не разглядел. Но размазанный уголь не делился знаниями. Надо идти за инструментом, иначе пил не останется. Рэй свернул тетрадь, убрав ее за пояс, закинул остатки каши в рот и направился в мастерские.

Не дошел. По пути ему встретился родный силуэт судьи. Старик исключительно редко покидал стольное здание — только для проведения заседаний в судебной избе у пристани. Рэй, кажется, вовсе увидел его во второй или третий раз после суда.

Внезапно они встретились глазами, и судья, двинув кистью, подозвал заключенного к себе. Разговаривать с судьей запрещалось настрого, даже за неосторожный взгляд можно было получить дубинок от особо исполнительных сторожей. Рэй предусмотрительно огляделся, убеждаясь, что к удивлению учтивый жест был адресован именно ему. Он приблизился, поклонился в пояс, а судья, сложив руки на животе, оглядел его снизу вверх.

— Хочу кое-что спросить, — начал он медленным хриплым голосом. — Давеча ты вместе с одним