– Благодарю вас, – невозмутимо сказал Дэлглиш. – Ваша помощь была нам чрезвычайно полезна.

Миссис Бидуэлл оказалась у двери, как раз когда два санитара выносили тело Лорримера из Лаборатории. Судя по ее виду, ей было жаль, что трупа нет на месте, и она взирала на очерченный мелом силуэт на полу так, словно это была совершенно неадекватная замена чему-то весьма реальному и ценному. Переведя взгляд на исчезающий в дверях закрытый металлический контейнер, она сказала:

– Бедняга! Вот уж не думала, что его вынесут из его же Лаборатории ногами вперед. Правда, его не очень-то здесь любили. Только я не думаю, что это его так уж волнует – там, где он теперь. Это что, мой чехол? Вы, что ли его этим чехлом накрывали? – Она с подозрением рассматривала чехол, аккуратно сложенный на краю рабочего стола.

– Да, это чехол из лабораторной бельевой.

– Ну ладно. Только положите обратно, откуда взяли, хотя погодите-ка. Лучше его сразу в ящик с грязным бельем отправить. Но смотрите, чтоб ваши его с собой не увезли. И так в прачечной много белья пропадает.

– Почему его здесь не очень-то любили, миссис Бидуэлл?

– Так он же такой придира! А только я вам так скажу, придирой и надо быть, если хотите, чтоб работа шла. Ну, правда, я слыхала, что слишком уж он суетился – себе во вред. А в последнее время все хужее становился, тут уж и вопроса нет. И странный какой-то был. Нервенный. Вы, небось, не слыхали про подовчерашнюю неприятность в вистибуле? Ну так еще услышите. У инспектора Блейклока спросите. Как раз перед обеденным перерывом. Доктор Лорример им чуть не подрался с этой психованной – дочкой доктора Керрисона. Чуть ее за дверь не вытолкал. А она верещала – прям мороз по коже. Я как раз в зал вошла и увидала. Ну, думаю, папаше ее это вот как не понравится. Я так инспектору и сказала. Папаша-то по своим ребяткам прям с ума сходит. Так и сказала, мол, помяните мои слова: ежели доктор Лорример себя в руки не возьмет, у нас в Лаболатории убивство будет, как Бог свят. И мистеру Миддлмассу то же самое сказала.

– Миссис Бидуэлл, мне нужно, чтобы вы рассказали про телефонный звонок к вам сегодня утром. В какое время это было?

– Почти что в семь часов. Мы как раз завтрак ели, и я чай заваривала, чтоб нам по второй чашке выпить. Как раз чайник с кипятком в руке держала, а он возьми да и зазвони.

– И кто к телефону подошел?

– Да Бидуэлл. Телефон в передней, он встал и пошел – трубку взять. Ругался на чем свет стоит: он только за рыбу принялся, а остывшую он – Бидуэлл-то – ох как не любит. У нас всегда по четвергам рыба, потому как в среду вечером рыбный фургон из Или к нам сюда от «Маршалла»[16]приезжает.

– Ваш муж всегда сам трубку берет?

– Он всегда сам к телефону подходит. А ежели его дома нету, так я и не подхожу – пускай звонит. Не терплю я этих чертовых штук новомодных. И раньше не терпела. И не позволила бы его в дом внести, если б наша Шерли за установку не уплатила. Она-то теперь взамуж вышла и живет подальше, как к Майлденхоллу ехать. И ей очень уж по душе, что мы можем ей по телефону позвонить, коль она нам понадобится. Только пользы от этого телефона, как от козла молока! Даже и не услышишь, чего там кто-то тебе в трубку говорит. А как зазвонит, так душа заживо переворачивается, спаси Господи. Телеграммы эти да телефоны – терпеть их не могу!

– А кто в Лаборатории знает, что только ваш муж подходит к телефону?

– Да, похоже, почти что все. Все тут знают, что я до него и дотронуться боюсь. Чего уж тут секреты делать. Мы же все такие, как Господь нас создал, а некоторые малость и похуже будут. И стыдиться тут нечего.

– Разумеется, нечего. Я полагаю, ваш муж сейчас на работе?

– Еще бы! Он в имении у капитана Мэсси работает, «Йоменз Фарм» называется. На тракторе больше всего. Почти что двадцать лет уж, как там, или около того.

Дэлглиш чуть заметно кивнул Мэссингему, и инспектор выскользнул из комнаты потихоньку перекинуться словечком с сержантом Андерхиллом. Неплохо было бы проверить все это у самого Бидуэлла, пока память о телефонном разговоре еще свежа. А Дэлглиш продолжал:

– Что же случилось потом?

– Бидуэлл вернулся. Сказал, мне не надо с утра в Ла-болаторию ехать, потому как я миссис Шофилд в Лимингсе очень уж занадобилась. Я, мол, туда на велосипеде подъеду, а она потом меня вместе с велосипедом на машине домой подвезет. Велосипед-то у ее красного «ягуара» прям из заду торчать будет, я так подумала. Ну а еще подумала, немного вроде нахально с ее стороны, как я все ж таки тут утром должна быть. А только я против миссис Шофилд ничего не имею, и ежели я ей занадобилась, что ж тут задаваться, можно и потрафить. А Лаболатория может и подождать. Я Бидуэллу так и сказала, мол, я ж не могу в двух местах сразу быть. Чего сегодня не сделаешь, то до завтрева подождет.

– Вы утром здесь работаете каждый день?

– Кроме как по выходным. Около восьми тридцати приезжаю, чуть позже – чуть раньше, это без разницы. И работаю примерно до десяти. А потом опять к двенадцати возвращаюсь – может, кому из джентельментов ленч надо приготовить. Женчины, они-то в основном сами управляются. Потом посуду за всеми мою. Считай так, что в большинстве к полтретьему уже освобождаюсь. Только вы учтите – эта работа легкая. Скоби – он лаболаторный служитель, да я – мы за порядком в рабочих помещениях присматриваем, а всю тяжелую уборку – это которые по подряду, им полагается делать. Они приезжают только лишь по понедельникам и пятницам, с семи до девяти. Цельная машина набивается, из самого Или едут. Убирают главный вистибуль, лестницы все, натирку тяжелую – все делают. Инспектор Блейклок тогда пораньше приезжает, чтоб их впустить, а Скоби – он за ними присматривает. А только в большинстве даже и не видно, были они тут или не были. Личного-то интересу нет у них, понятно? Не то, что в старое-то время, когда я да еще две женчины из деревни всю уборку тут делали.

– Так что в нормальных условиях с чего бы вы начали, как только пришли, если бы это был такой же четверг, как все? Я хочу, чтобы вы как следует подумали, миссис Бидуэлл. Это может быть очень важно.

– Тут и думать нечего. То же бы и делала, чего кажный день делаю.

– А именно?

– Перво-наперво шляпку мою снимаю и пальто – в нижней раздевалке. Халат рабочий надеваю. Ведро половое беру, порошок, дезинфект еще – это из моей кладовки. Тувалеты мою – мужской и женский. Потом грязное белье проверяю и для прачечной пакую. Потом пыль в дирехторском кабинете вытираю и прибираю, потом – в Обчей канцелярии.

– Так, – сказал Дэлглиш. – Давайте обойдем помещения, хорошо?

Минуты через три небольшая, довольно забавная процессия шествовала вверх по лестнице. Миссис Бидуэлл, теперь облаченная в темно-синий рабочий халат, с пластмассовым ведром в одной руке и шваброй в другой, шла во главе. За ней следовали Мэссингем и Дэлглиш. Два туалета в глубине третьего этажа располагались напротив двери Отдела по исследованию документов. Они явно были построены там, где когда-то была элегантная спальня. Теперь же посредине этой бывшей спальни шел узкий проход, в конце которого виднелось единственное окно, забранное решеткой. Слева довольно убогая дверь вела в женскую уборную, справа, несколькими метрами дальше по коридору, точно такая же – в мужскую. Миссис Бидуэлл провела их в левую дверь. Помещение было гораздо больше, чем Дэлглиш мог ожидать. Скудный свет падал в комнату через единственное круглое окно с матовым стеклом во вращающейся раме, расположенное метрах в полутора от пола. Окно было открыто. Кабинок здесь было три. В передней комнате находились две умывальных раковины с контейнером для бумажных полотенец между ними, а слева от двери – длинный и узкий, крытый пластиком стол, очевидно, туалетный, с настенным зеркалом во всю его длину. Справа – укрепленный на стене инсинератор, ряд крюков для одежды, большая плетеная корзина для грязного белья и два весьма потрепанных плетеных стула.