Работы прибавилось не только по дежурствам. Народ истосковался и по моему лечению, а пить осенью поводов много, и грибы тоже пошли. Меня опять пригласили в Академию. После весенних и летних событий тверские власти взялись за закручивание гаек и поиски крамолы. Ну а под этим соусом и всякое другое происходило, вроде сведения счетов. С преподавателями из нелюдей стали разговаривать жестко — если хочешь преподавать, то будь любезен принять подданство. Припомнили кое-кому разные слова, высказанные невпопад о разных политических моментах, и попросили покинуть… Кое-кто пострадал за ленивое и неспешное выполнение контрактов с военными. Вот на место этого кое-кого и вернули в Академию Руслана Темирбулатова, а он, как прежде, меня туда переволок на страх юным аборигенским дворянам. Ибо я прославился как их злостный угнетатель. Вообще среди этой братии желающих учиться немного, большей частью они просто получают статусный знак в виде «поплавка», а между делом развлекаются вдали от мамы с папой. Поэтому там главная задача — добиться того, чтобы разгильдяи вели себя тихо и не мешали заниматься горстке энтузиастов. А это не так просто, поскольку баронские сыновья просто так не способны вести себя тихо и на замечания реагируют обычно дерзко. У меня на них есть секретное оружие: генеалогические таблицы и заметки моего покойного тестя. Там много чего написано, и разгильдяй-барончик может от меня услышать следующее: «В вашем роду, ас-Мид, было три представителя, носивших прозвище Дурной: Виттис Третий, сгоревший на собственной свадьбе, его двоюродный брат и наследник Энди и ваш прадед Телле, прославившийся инцидентом с гончей собакой барона ас-Серри. Продолжайте в том же духе, и вы будете четвертым».

Баронский сын, пылая лицом, валится на стул под хохот окружающих. Все, дело сделано, теперь они до перемены будут молчать и дадут мне работать с парой умных и прилежных ребят из них. На следующем семинаре кто-нибудь вновь подымет хвост, будет успокоен, и так далее, вновь и вновь… Обычно одного раза каждому хватает, но они стараются подначить кого-то из новичков, еще слабо знакомых со мною, чтобы вволю посмеяться над его посрамлением…

Вы хотите сказать, что меня могут вызвать на дуэль? Не было такого и не будет.

Против этого решения есть целых три довода:

1. Контракт на обучение, который это прямо запрещает.

2. Я не дворянин, поэтому дуэль со мной — не комильфо.

3. Надо знать аборигенскую жизнь чуть лучше. Обучение в Академии приравнивается ими по нынешним временам к прежней службе в оруженосцах. Молодой дворянин поступал в оруженосцы к рыцарю, учился у него, а потом сам получал статус рыцаря. Пока он учился, ему и по шее от рыцаря доставалось, и пара ласковых слов, если он оплошал. И никто не жаловался вслух, пока не достигал заветного статуса. Недаром удар меча по плечу при посвящении называется последним ударом, который рыцарь должен терпеть безнаказанно для ударившего.

Вот так и работаешь с ними. А, вы хотите знать, что там было с гончей и прадедом юного оболтуса? Это история темная, происшедшая по большой пьяни. Деталей никто точно не знает, ибо все участники давно померли, но, по слухам, гончая барона укусила. Хорошо, что к тому моменту дед юного разгильдяя уже успел родиться, оттого род и не пресекся. И баронство не перешло к тому вар-Борену, который имел прозвище Три Глаза и с которым тоже однажды кое-что приключилось… Ну ладно, ладно, хватит про этих баронов.

Еще успел я до дождей нанять рабочих освежить на доме и заборе покраску, потом дрова завез, потом «козлик» пришлось ремонтировать, ибо он застоялся за лето и ездить отказывался… Тут другие люди работали, но у них за спиной тоже помаячить надо, чтобы не забывали, что работать надо на совесть. Ах да, еще у меня телефон в доме появился. Скоро наступят праздники, так и будут названивать страждущие клиенты прямо домой. Некоторые уже сейчас начали праздновать, другие еще готовятся…

Так и шли дни за днями.

Наступило пятое декабря. Сегодня у меня занятия были только утром, клиент был тоже только один, поэтому вернулся я рано, еще даже не стемнело. Только что съеденный обед и ощущение свободы от всего, кроме бытовых мелочей, согревало душу. Я открыл дверь, обмел обувь от снега, переобулся в тапочки, открыл внутреннюю дверь. Теперь отнесу на кухню пирожки и молоко, себе на ужин купленные, и пойду переодеваться в домашнее.

Переодевшись, сел в кабинете и стал листать старые книги, готовясь к завтрашней лекции. Я этот раздел уже подзабыл, а надо бы освежить его в памяти. Захотелось пить. Пошел на кухню попить компота, а возвращаясь оттуда, услышал, что кто-то скребется в дверь. Не стучит, не трогает звонок, а именно скребется. Кто бы это мог быть? Человек постучал бы, если не додумался позвонить в звоночек. «Гостевой» амулет молчит — значит, не нечисть и не нежить. Ну и для многих из этой братии еще светло. Тогда кто? Щенок, что ли, приблудился?

На всякий случай взял револьвер и пошел в сени. Да, скребется где-то внизу. Сейчас увижу.

Открыл дверь. Что-то юрко проскользнуло у меня меж тапочек, маленькое такое… Гм. А на дворе, на выпавшем после моего утреннего ухода снегу, только мои следы, которые я протоптал, возвращаясь. За моей спиной давно никого нет. Гость уже в доме. Ладно, сейчас поглядим, кто спустился с небес мне под дверь. Ага, котенок! Сидит в моем кресле и вылизывается. Сам цвета топленого молока, ушки, лапки и хвостик черненькие, а на мордочке черная же «маска». Не видать мне теперь молока…

Подошел, погладил. Котенок поднял голову, глянул на меня. Глаза голубые, большие-пребольшие, а мордочка плоская.

— Ну что, дар небес, как тебя будем называть? Левой, допустим. Ле-о-ова!

Котенок негативной реакции не показал.

— Пойдем, Левчик, на кухню! Молочка тебе нальем. Мышей у меня нет, а кормить тебя надо…

Миновали декабрь, январь, февраль… Зима официально кончилась, но никуда не делась, хотя от нее уже устали. Снег окончательно уйдет и реки вскроются еще не скоро. И совсем нескоро потеплеет и зелень появится. В детстве я не любил март, он отчего-то казался мне бесконечным. Наверное, оттого, что надоедала зима и хотелось весны, а она все не приходила.

Все уже устали от снегов и холодов, но я еще устал и от праздников. Если бы я лично их праздновал, то еще полбеды, но праздновал-то не я, а другие, и упивались они же. А потом я в праздник не отдыхал, а лечил их. Вообще у меня было такое впечатление, что в этом году Тверь праздновала все подряд, как будто следующего раза не будет. Или Ашмаи, потерпев поражение в бунтах и войне, решил одолеть Тверь путем склонения жителей к пьянству. Сначала я думал, что переутомился и преувеличиваю, но потом посмотрел свои записи. Действительно, в декабре меня чаще приглашали по сравнению с прошлым декабрем на сорок процентов, а в январе аж вдвое чаще. В феврале даже не стал сравнивать — и так помню, что каждый день кого-то протрезвлял. Надеюсь, наставший март даст передышку. Официальных праздников в нем нет, а индивидуально праздновавшим пора и честь знать. Первое время я радовался, ощущая финансовый рост, но потом меня стали охватывать разные сомнения. И мысль о мобилизации Ашмаи всех наличных бесов пьянства не казалась мне совсем нереальной.