Через минуту заскрипела дверь, и на пороге появилась мощная фигура – Ванюша Цыган, кандидат в мастера спорта и бывший чемпион Москвы в тяжёлом весе по боксу, грабитель-рецидивист, во всём своём двухметровом и стодвадцатикилограммовом великолепии. Одет он был по-домашнему, в застиранной когда-то синей соколке и чёрных сатиновых трусах. Меланхолично щурясь в темноту, Ванюша смыкнул резинкой и лениво спросил: «Чего надо?»

– Выпить и закусить, – сообщил Куцый. – И ещё баб.

– А по роже? – поинтересовался Цыган.

Косой вывернулся из-за спины Витюли и вошёл в полосу света, падающего из открытой двери.

– И по роже тоже, – весело сказал он, подняв лицо к негостеприимному хозяину.

– Лыцарь, – охнул тот. – Куцый! Заходите, парни. А я думал…

Крохотную кухоньку отгораживала от комнаты большая печь. Было жарко и душно, пахло пыльными тряпками. Гости стали смахивать снег с сапог старым веником.

– Ваня, – раздался скрипучий голос из темноты, – кто там?

– Отдыхайте, мамаша, – досадливо буркнул Цыган, – друзья это.

Заскрипела кровать, послышалось невнятное бормотание. Полусумасшедшая старуха – мать Ванюши – поворочалась и затихла.

На дощатом столе появилась непочатая поллитровка, из зева печи была извлечена тёплая гречневая каша, трапезу украсили пара луковиц, соль, чёрный ноздреватый хлеб, нарубленный большими кусками. Хозяин аккуратно налил по половинке гранёного стакана: «Со свиданьицем».

Потом отсидельцы рассказывали о своих мытарствах в лагере, а Цыган, по-бабьи подперев ладонью щёку, слушал и покачивал головой. За спиной Ванюши были уже две «ходки», так что повествование он понимал всей душой.

– Ну, а вы тут как? – спросил Куцый.

– Хреновато у нас, – сказал атлет. И стал вводить вновь прибывших в курс местных дел.

То, что в отсутствие «руководства» команду подмял под себя Вова Труха, не удивило. Он всегда был чем-то вроде начальника штаба банды. Кому же, как не ему, было принимать на себя командование, когда Куцый «сгорел на работе»? А вот следующая фраза Ванюши ударила, как обухом по голове:

– Ребятки, похоже, Труха собрался вас кончить.

– Во хрень, – воскликнул Витюля, – а мы к нему поночевать собирались…

Помолчали, хряпнули ещё по полстакана. Косой выставил принесённую с собой «красную головку».

– А с чего взял? – почти безразличным тоном спросил Куцый.

– Слышал… – пожал плечами Цыган. – Звон прошёл, что у тебя срок кончается, он сразу и сказал своим: – Вернётся – уроем по-тихому. Маза наша навек будет.

– Он что, уху ел? – спросил Куцый.

– А что, тебя нет, весь общак его, – объяснил Цыган.

– Да сколько же ему нужно? И так никогда у него в брюхе не бурчало.

– Да не в «хрустах» дело. Вова сам решает, кому отслюнить и сколько. Значит, и власть тоже его.

– И что, все пацаны за Вовика горой? – прищурил косой глаз Лыцарь.

Боксёр стал добросовестно обдумывать каждую из кандидатур: «Петька Губенко, Коля Бык, Глобус, Андрюша Сапог – эти точно его люди. Братья Павелки вроде сами по себе. Но Труху они не любят. Это точно. Лёхи – Репа и Сычик. Саша Жура, я, Костя Саксаганский – мы за тебя. Женьку Кременецкого легавые забрали, жаль, он точно Куцего не продал бы. Золотые руки. По заказу Вовочки Женька такой наган выточил, под мелкокалиберные патроны! Передать не успел, с ним «красные шапочки» Женьку и замели. Ещё мелочь, подлётки, человек восемь. Эти вообще мозгов не имеют, для них Свищ – вождь нетрудового пролетариата, хоть на демонстрацию с портретом выходи».

– Таки хреново, – процитировал популярный анекдот Витюля. И тут же спросил – А Шулятик?

– Отошёл Валера.

– Куда отошёл? – не понял Лыцарь.

– Совсем отошёл. Помер, значит. Простыл и преставился.

Эта новость огорошила. Шулятик был здоровенным парнем, правой рукой подковы гнул, не меняясь в лице; в прорубях купался, только крякал от удовольствия. И вот…

Атлет подхватил поллитровку, резко ударил по донышку. Хрустнул сургуч, пробка со щелчком вылетела, почти как у шампанского. Знакомый фокус. Расплескал по стаканам. Не чокаясь, помянули хорошего друга, которому судьба подкинула такую подлянку.

– Когда и как нас резать будут – узнать сможешь?

Спросил, а сам физически ощутил, как в поясницу справа входит остро отточенный узкий нож. Сначала почти ничего и не чувствуешь, потом такая боль… Витюля тряхнул головой. С чего это он? Что за хрень вообще? О другом надо мозги поломать. Он принялся напряжённо обдумывать новую ситуацию. Как говорится, картина Репина: «Не ждали». Вроде, сообразил.

– Трёкни, где надо, что приехал я. Один. Где остановился, пока не знаешь. Но обещал днями забежать. К тебе, – подчеркнул Куцый.

Ваня пожал плечами:

– Мне он, конечно, ничего такого не скажет. Знает, что тут же пришибу. – Боксёр сжал правый кулак и с уважением на него посмотрел. – Но думаю, тянуть он не станет. А то ты с парнями побазлать успеешь, кто знает, как оно повернётся. Тебя ведь многие держат за правильного мужика. В общем, я скажу, а потом знаю, у кого спросить, что он ответил.

– Если что, пиками не отмашемся, – подвёл итог Куцубин. – Ванюша, ты знаешь, где взять хотя бы пару шпалеров? Чистых. И маслят побольше.

Цыган вздохнул и помотал головой.

– Ладно. Помаракуем сами. Ещё вопрос: Любаня моя сейчас с кем? И её Труха под себя подобрал?

Цыган ничего не сказал, только длинно сплюнул в угол.

«Вечер встречи» возвратившегося пахана с верными пацанами устроили в доме у Трухи. Он с самого детства занимал полуподвальное помещение. Из прихожей в огромный зал вела крутая и узкая лестница. Перегородки отделяли небольшую кухню и места общего пользования. Всё остальное выставлено напоказ – в одном углу кровать, в противоположной стороне, под окном, выходящим в специальную нишу, чтобы хоть как-то зачерпнуть дневного света, письменный стол. Он остался от родителей. Для самого Свища такая роскошь явно была излишней. Не Лев Толстой.

Первыми на хазу пришли «девушки». Происходивший из интеллигентов Труха избегал слова «марухи», но не брезговал посылать их «на заработки» к международным поездам или к «Националю» на Горького. Сам тоже пользовался. Девки сразу принялись накрывать стол. Резали колбасу и сыр нескольких сортов, вывалили из кульков в миску купленные в «Овощном» на углу винегрет, квашеную капусту, солёные рыжики. Чего-то поджаривали на двух сразу керогазах, порезали калачи из Филипповской булочной.

Выпивку ставил хозяин. На полу теснились «белые головки», среди которых затесалась даже пара-тройка армянских коньяков и целый ящик со сладкими винами – кагором и мускатами.

Сам Труха обеспечивал «культурную программу»: раскрыл крышку радиолы, перебирал пластинки в ярких, не наших конвертах.