Даниил снова пытался покрепче встать на двух бревнах, которые, как качели, были подвешены к развилке толстого дерева. Напротив них чернела ровная поверхность скалы. Вернигора стоял у ног Даниила и раскачивал бревна. Он учил его стрелять.

– Есть старинное правило. Надо прижимать приклад к плечу с усилием в полтора веса, – солидно проговорил пластун.

Даниил, удерживаясь на бревнах, старательно вскинул штуцер. Вернигора нажал на ствол рукой, и он сразу ушел вниз.

– Крепче держи! – сказал казак.

Даниил прижал приклад сильнее.

Вернигора проверил это и заявил:

– Да, вот так хорошо будет. – Пластун исправил положение щеки Даниила на прикладе и сказал: – Сюда прижимайся. – Он достал из кармана зеркальце, поймал солнечного зайчика и повел им по скале.

Даниил двинул ствол штуцера вслед за ним.

– Выноси наперед. Доворачивай! Веди из-под коленок, – терпеливо проговорил Вернигора.

Зайчик на скале остановился, и Даниил щелкнул замком штуцера.

– Вишь, клюет ствол у тебя. Ты безымянный палец прижимай разом с указательным, и пойдет вровень. Понял меня?

Даниил согласно кивнул.

Вернигора снова двинул зайчика по скале. Его ученик старательно повел стволом штуцера в ту же сторону, но потерял равновесие, зашатался и снова свалился на землю.

– Держись! Это тебе не кукурузу мотыжить! – заметил пластун.

Над скалой, по которой бегал зайчик, лежал на бурке Чиж, иногда поднимая голову, и лениво осматривал окрестности. Он находился в пикете, место для которого было выбрано удачно. В проеме между огромными соснами виднелась вся долина, а дальше мелькали и дымы Севастополя.

Чиж лежал на боку и вертел в руках стилет Ньюкомба, утащенный из лавки Соломона. Кожаные ножны, сделанные им для этой вещицы, лежали здесь же, на траве.

Казак в который раз попробовал сдвинуть наборные кольца рукоятки, потом постучал ее донцем о камень. Рука его сорвалась. Он почувствовал большим пальцем небольшой выступ под гардой, перевернул стилет, осмотрел сперва гарду, потом и всю рукоятку снизу. Наконец-то Чиж с трудом различил небольшую горошину на рукоятке, в самом ее верху.

Он опять повертел кинжал, потом пару раз надавил на этот странный выступ. Кольца рукоятки вдруг пришли в движение. От такой неожиданности Чиж даже выпустил стилет из рук.

Кольца с мелодичными щелчками двинулись в разные стороны и остановились. На рукоятке возник текст на трех языках. Пластун не знал, что это были латынь, греческий и арабский.

4

Севастополь, Крым

Петр и Соломон сидели рядом на завалинке. Теплый летний вечер словно отодвигал войну, хотя она и шла прямо тут, совсем рядом. Сегодня канонада гремела как-то лениво, будто природа убедила людей отдохнуть от кровопролития.

Между Петром и Соломоном на большом красном платке лежали крутые яйца, соль и хлеб. На земле стоял четвертной штоф, уже ополовиненный и заткнутый бумажной пробкой. Петр вынул ее и разлил хлебное в две маленькие медные стопки, стоявшие тут же, на доске, застилающей завалинку.

– Да, Соломон, интересный ты человек, – сказал Петр, поглядывая на стопку.

– Да что же во мне интересного, Петр Алексеевич? Мы ведь сызмальства по торговой части. Другое дело – вы!

Петр добавил в стопки еще по одному бульку, поставил штоф на прежнее место и заботливо заткнул его.

– Ну, здоровеньки будем, – сказал он и поднял стопку.

Собутыльники выпили и стали закусывать. К этому времени Петр уже порядком нагрузился и потому с трудом попадал яйцом в тряпочку с солью.

– Вот вы при большом человеке состоите. Это все равно как ко всему быть допущенному. А у вас теперь, как я вижу, не так. Дальше дверей, наверное, ходу вам нет, – вкрадчиво начал Соломон, который был абсолютно трезв.

– Я-то? Да ты знаешь, какой я человек теперь? Я и планы завсегда с Яковом Герасимовичем смотрю. Он без моего совета ни-ни, никуда не двигается. Вот как!

– Что ж. Мне вот что-то даже если и скажут, то я ничего не помню.

– А я все! Я Писание знаю с любой страницы. Еще мальчишкой был. Как казакам гулять, они меня зовут. «Петрушка, что вот на этой странице Писания обозначено? Жарь нам от сих и до сих!» Я и скажу. А они мне из пистоля дадут тут же в горнице стрельнуть.

– Да. Значит, это талан у вас такой, Петр Алексеевич!

– Теперь у нас главная закавыка вот в чем состоит. Мы прицельными своими выстрелами можем вредить только пушечным батареям, а против мортирных бессильны. На то и снаряжаемся теперь против Святой Марии, – внушительно проговорил Петр и уставился на Соломона. – Смекаешь? – спросил он и поднял палец.

Близ станицы Тимашевской, Кубань

В Мария-Магдалинской пустыни, в храме у иконы Спас Ярое Око молилась Ольга. В приделе она была одна. Единственная свеча горела над ней в поставце. Взгляд Христа был суров. Ольга то прижималась лбом к сырым каменным плитам, то поднимала потухшие глаза к иконе.

Она молилась долго, ее горячий шепот заполнял пустынный храм:

– Господи, упокой душу раба твоего Якова! Один сын у меня был. Зачем Ты дал мне его и забрал? Не хочу я жить, все постыло мне. Прости меня, Христос, за слова неразумные. Ох, муторно! Не хочу жить! Прости меня, Боже! Слава Тебе, Господи, слава Тебе!

5

Севастополь, Крым

Севастопольские бастионы, скроенные на скорую руку Тотлебеном из подручного материала, представляли собой странную картину. Тут шло в дело буквально все: камень, дерево, телеги, тачки, цистерны для пресной воды, снятые с затопленных кораблей, фашины, мешки, набитые землей.

Грозные морские орудия сейчас были отодвинуты от амбразур, закрытых веревочными сетями. На некоторых из них прицельные приспособления были уже разбиты и заменены на самодельные конструкции из деревянных колышков. Да и станки орудий, расщепленные и побитые, были залатаны наскоро, тем, что попалось под руку. Мелом были отчеркнуты на станинах основные направления ночной стрельбы.

Но канониры Черноморского флота по-прежнему, как рукой, клали ядра в норы знаменитого французского инженера Ноэля, который вел минную войну с севастопольскими бастионами. Эту схватку ему было суждено позорно проиграть. Прежде всего это произошло потому, что армия союзников в этом технически была далеко позади русской. Французские минеры все еще поджигали свои снаряды, набитые порохом, и ждали, пока догорят фитили. В это время русские уже посылали навстречу им электрическую искру. Здесь, под Севастополем, его защитниками были впервые применены и противопехотные мины с химическими взрывателями.

На бастионе сегодня царило относительное затишье, посвистывали пули, и только изредка в бруствер ударяло что-то серьезное. Но вся земля под ногами защитников бастиона была уже изрыта ядрами, гранатами и бомбами так, что по ней трудно стало ходить. Кругом валялись щепки разных размеров, осколки бомб, разбитое оружие, скамейки, сломанные банники.