за весьма скромную плату, подтвердили, что вы накормили клубнями человека, которого даже в глаза не видели!

Я молчала, потрясенная.

— Мари, — укоризненно произнес инквизитор, покачивая головой. — Нельзя же быть подобной ребенку. Или… ангелу. Люди не заслуживают такой доброты! Я запрещаю вам бездумно жалеть кого попало. И подпускать к себе всякий сброд.

— Запрещаете? — шепнула я. — Почему?

— Потому что вы не безразличны мне, Мари, — глядя мне прямо в глаза, произнес он. — Не безразличны.

***

К судьям я спустилась свежая, с еще немного влажными волосами, собранными в узел на затылке.

На мне было — вот же забавно! — все то же черное платье, в котором я ходила к лендлорду, и новый крахмальный передник. Я выглядела скромно, но при этом опрятно, свежо и немного нарядно.

Гости мои, призванные судить мою стряпню, увидев меня, заулыбались. Капитан выпрямился по стойке «смирно» и подкрутил усы.

Я даже смутилась их вниманию и, чтобы скрыть заалевшие щеки, склонила голову и поправила прическу.

— Я готова, господа, — произнесла я чуть смущенно. — Что бы вы хотели отведать?

— Вашего волшебного блюда с этими вот клубнями, — промурлыкал галантно инквизитор, выложив на стол узелок с картошкой, которую притащил Грегори. — И, если можно, трюфеля.

— Как прикажете, ваша милость, — произнесла я, кротко кланяясь. — Пошлю за ними Ханну. Вы же не против?

— Нет, совсем нет, — ответил он. Его темные глаза смотрели на меня с теплом.

— Что ж, тогда я подготовлю кролика. Бибби, будь добра — вымой эту картошку и протри стол. Все должно просто блестеть. Сегодня мы принимаем очень важных господ, для них все должно быть просто идеально.

Сказала — и улыбнулась, не сдержалась.

Надо же, даже обвинение в колдовстве и суд в конечном итоге сыграли мне на руку. В моей таверне самые уважаемые и богатые люди города, и инквизитор словно специально просит приготовить трюфели. Кто, как не они, могут оценить вкус и оплатить дорогое блюдо? Даже если и не сейчас, то в будущем, если им понравится?

Ханна под конвоем отправилась в лес, прихватив с собой корзинку, выстланную самой тонкой и мягкой соломой, а я тут же, при моих новых клиентах, выбрала самую свежую тушку кролика и окатила ее кипятком.

У нас в таверне было очень чисто; пока меня не было, Бибби и Ханна, чтоб не сойти с ума от ожидания и безделия, намывали полы, протирали мебель, пока старое дерево не залоснилось и не начало блестеть. На полу не было ни песчинки, даже старые, обожженные докрасна кирпичи у очага мои верные помощницы выскребли дочиста. Идеально; словно в операционной.

И моим посетителям это нравилось.

Нравилось, что можно присесть на предложенный стул и не вляпаться ни во что липкое и жирное. Нравилось, что можно облокотиться на стол и не испачкать одежду.

Нравилось, что у нас был тепло и уютно, и не воняло ничем испорченным и кислым. Жар нашего очага был спокойный, теплый, домашний. И гости чувствовали себя свободнее и лучше. Кажется, их не смущало даже то, что им приходится находиться у меня вынуждено. Они-то уж точно не собирались заходить ко мне в таверну, полагая, что подобные места хороши лишь для черни.

Но уведенное собственными глазами изменило их мнение о моем заведении. Ведь недаром же я все здесь отмывала и отчищала! Я хотела, чтоб моя таверна считалась самым приличным местом в городе, достойным принять любого состоятельного клиента.

И вот случай подвернулся…

Столешня разделочного стола тоже была оттерта, отмыта и отскоблена ножами так, что дерево стало гладким. Касаться его было приятно. И еще приятнее расставлять на нем стеклянные банки с приправами.

— Это, господа, перец, — говорила я, выставляя одну за другой перед зрителями. — Это соль. Это базилик, немного лаврового листа…

На темной дубовой разделочной доске остро отточенным ножом я порубила кролика на куски и обмыла его водой еще раз. Привычно уложила куски в сковороду, в нагретое золотистое масло, и нежно-розовое свежее мясо зашкворчало, испустив первый, самый острый, аромат.

Бибби тут же, при всех, очистила картофель, принесенный инквизитором, и обмыла его. Он крупчато блестел в сете пылающего очага. Грибы, простые маслята, к которым господа отнеслись с пренебрежением, я тоже отмыла, отчистила от осенней липкой травы, хвои и приставших листьев, и красиво выложила их, блестящие и свежие, в чистую миску с зеленью. Они выглядели так нарядно и красиво, что мои судьи невольно заулыбались, сменив гнев на милость. А увидев крынку со свежей сметаной, чуть желтоватой от жира, начали переглядываться и нетерпеливо потирать руки. Аппетит у них разыгрался!

Поджаренные куски мяса я переложила в глубокий чугунный котелок, переложив их резаной морковью, луком, грибами и травами. Плеснула чуток масла, добавила сметаны, поперчила и посолила, и отправила томиться в духовку.

Меж тем Ханна вернулась, с целой корзиной трюфелей.

— Вот это, господа, — достав один из грибных комочков, произнесла я, — редкий и вкусный гриб. Трюфель. Пусть он кажется вам невзрачным, но на вкус он просто невероятен. Сейчас я вам его приготовлю, и вы сможете насладиться этим невероятным лакомством.

Привычная работа меня успокоила и привела в хорошее расположение духа.

Руки мои мелькали ловко, нож задорно стучал по разделочной доске, кроша грибы, зелень.

Бибби и Ханна только успевали убирать обрезки и протирать мой стол, чтоб все было так же аккуратно и чисто, как и прежде. Поэтому гости мои изумленно ахали, словно присутствовали не при готовке, а на каком-то диковинном шоу. То ли на выступлении фокусника, то ли в цирке.

— Как ловко и красиво вы это делаете! — воскликнул изумленный градоначальник, наблюдая, как я выкладываю нарезанные грибы тонкими лепестками на блюде. — Это же не готовка, это искусство! У вас определенно талант, Мари! Это невероятно! Видит бог, я б дорого отдал, чтоб моя жена так же умело управлялась на кухне! Ах, вы не хозяйка, вы просто волшебница!