Судя по зверскому взгляду Перца, Доминикус вцепился не только в штаны. Вырезание, значит, отменялось.

— Или челюсти разжать, — предложил я. — Ножом.

— Каким ножом? — возмутился Перец. — Ты же зубы ему поломаешь!

Я пожал плечами. Отошел подальше, оглядел Перца.

— Да не, правда нормально выглядит. Живопись просто. Пашка Пикассо в молодости, очень похоже. Жаль, что не увидит никто. Разве что Тытырин…

Перец попытался оторвать Доминикуса еще раз, но тщетно, только поморщился.

— Да, Тытырин увидит, и твой вид ему послужит вдохновением. Он ужо сочинит… Я даже боюсь представить название, которое он даст своему произведению…

— Давай, разжимай, — простонал Перец.

Я выхватил супербулат. Для начала треснул Доминикуса по затылку рукояткой, что, впрочем, воздействия не возымело. Тогда сунул лезвие ему в зубы и разжал челюсти.

Сломал, правда, пару зубов и язык чуть не отрезал. По мелочам, короче, обошлось. Доминикус не отреагировал, пребывал в жесточайшем отрубе. Но, судя по свирепым глазам, членовредительства он мне не забудет, будет мстить до тех пор, пока мой изуродованный труп не ляжет в сыру землю, пока рыжие муравьи не выедят мою селезенку… Как обычно и бывает в таких случаях.

— Можно и осторожнее было, — буркнул Перец.

Он положил кошку на плечо и потихоньку поковылял к норе. Я за ним. Настроение немного улучшилось.

В глубине пещеры Перец оттаял окончательно и сразу же приступил ко мне:

— Ну, теперь ты. Будем лечиться.

— Может, завтра?

— Сегодня. Нечего время терять.

И он потряс перед моим носом заветным пузырьком.

— А я не буду! — Я кивнул на Доминикуса. — Не впаду в неадекватность?

— Ну, если только ненадолго совсем, — заверил Перец, — на пару часиков. Зато потом никаких рыбок — рыбки с драконом просто несовместимы. Так что давай!

Глотать слезы дракона мне не очень хотелось, но, видимо, выхода другого не было. Памятуя о Доминикусе, я связался. Вернее, Перец мне помог — привязал меня к большому сталагмиту. Крепко так, чтобы я не мог пошевелиться.

После чего я выпил слезы дракона. По вкусу похоже на соленую воду. На хорошую минералку.

Было больно.

Я стащил перчатку, размотал бинт. Рука была красной. Не просто красной — огненно-красной, точно сварили ее. Такого никогда не случалось. Похоже на рожу, только вряд ли можно было ее здесь подхватить — насколько я успел разобраться с местными болезнями, инфекционными они не бывали. Хотя… Хотя это вполне мог быть какой-нибудь местный недуг. Тогда лечить вообще бесполезно, тогда остается только ждать.

А еще рука болела. Сильно болела, без перерыва. Так, что я даже не мог ничего взять — на ладони почти сразу возникали горячие пятна, которые терпеть было вообще сложно. Пришлось мне даже ладонь перебинтовать.

Можно проконсультироваться у Перца, он наверняка в подобных вещах знаток, но связываться с ним мне совершенно не хотелось. Свяжешься с Перцем — и выслушаешь целую гору ослоумия. Болит правая рука? А ты знаешь, отчего такое бывает? Не надо злоупотреблять… Ну и так далее.

Бинт помогал, револьвер держать я мог, правда, боль не прекращалась. Впрочем, обращать внимание на такие мелочи… Поболит и перестанет.

Я вернул перчатку на место и оглянулся — не заметил ли Перец моих манипуляций?

Перец сидел на самом краю моста, как раз над вечно вмороженным водяным. Сидел, полировал меч. Я стоял у него за спиной. Довольно холодно, как обычно холодно, а одеты мы были совсем не по-зимнему. Перец достал откуда-то свою героическую броню, напялил ее и стал похож на рыцаря. И как-то сразу набрался наглости и спеси.

Меня он заставил надеть бронежилет, боевой шлем (даже подключить велел), пристегнуть супербулат и обязательно взять револьверы. А что хуже всего — ботинки. Армейские дешевые тупые ботинки. Они мгновенно простыли, так что, кажется, обморожений не избежать, придется дышать на пальцы, придется глотать антифриз. А лучше так — когда вернемся, я возьму у Перца Доминикуса. Кошки отлично помогают против обморожений. Надо просто вскрыть толстое кошачье брюхо и засунуть в него пальцы ног. Старый чукотский способ.

— Раньше я думал, что здесь все можно устроить, — рассказывал Перец. — Пытался помочь всем, кто сюда попадал. Доставал то, что они хотели — оружие, машины, даже танк. Да вообще почти все. Шатался туда-сюда, осчастливливал разных психов. Знаешь, я тогда чуть ли не каждый день мог туда выходить. А потом все тяжелее и тяжелее становилось, теперь вообще очень… тяжело. Надо мощно концентрироваться, сильно устаешь…

Не знаю, подумал я, в последнее время Перец часто пропадал. Еще чаще, чем раньше. Надо бы за ним проследить… Хотя и следить не надо, я подозревал, где он ошивается. И даже знал.

В нашем северном городе полно ангаров. Не знаю почему, но тут они везде. Много их. Перец выбрал тот, что за стадионом, возле аэропорта. Я летал медведя с телемачты снимать. Летали его снимать, и как раз увидел, как Перец к этому ангару ковыляет, впряженный в саночки. А на саночках баллон газовый. Что-то мастерил, что-то там он делал — в темноте вспыхивала сварка. Но что конкретно — не знаю, меня он в ангар не пускал, а с вышки даже в бинокль недосмотришься. Мне вообще-то его таинственные дела, само собой, не нравились, но ничего не попишешь — начальство.

Все равно ничего не скажет. Темный тип. Что ни спросишь — все потом, все в свое время… Я даже спрашивать бросил, когда наступит то самое «свое время».

— Я вот что думаю… — продолжал он. — Может, Ван Холла подорвать? Найти все-таки бомбу и ему подкинуть?

Я равнодушно промолчал.

— Ты прав, нельзя, — покивал Перец. — Народцу много погибнет. Нет, мы его по-другому придавим. Я им такое придумал…

— Мы отправляемся за горыном? — спросил я напрямую.

— С чего ты взял? — насторожился Перец. — При чем здесь горын?

— А в аэропорту ты голубятню строишь? — усмехнулся я.

Перец хихикнул.

— Зачем тебе еще один горын? — спросил я. — Сам же говорил, что они никуда не годятся, что ни один не выстоит против штурмовика…

— Смотря чем кормить, — обронил Перец.

— Что это значит?

— Ничего, — в своем репертуаре ответил он. — А про горына ты верно догадался. Надо сходить за горыном.

— Зачем? С этими-то не знаем что делать. Развели какой-то питомник, честное слово, хоть соли их. Драконов больше, чем людей. И пещеры у нас нормальной нет толком, да и вообще… Зачем?

— Потому что он последний, — ответил Перец. — Во всяком случае, из известных мне.

— Последний?