Пробежав тридцать метров под ливнем, около машины я оказалась мокрой до трусов. О да, налобный фонарик найден в бардачке. Так же быстро я побежала обратно, но уже вооруженная фонариком.

Не знаю, что в меня вселилось, чей дух или какая сила. Но то, что было дальше, до сих пор за гранью моего понимания.

По моей шее текли капли воды, мокрые волосы сосулями свисали к лицу. В кроссовках хлюпала вода, а футболка прилипла к телу. Но я всего этого не замечала. У меня была идея-фикс, я хотела разгадать тайну этого чертова подвала.

Яркой вспышкой молнии озарилось хлипкое пространство сарая, а там я колуном размахиваюсь из-за плеч. Я не думаю, где взять сил, чтоб придать ему ускорения. У меня вообще нет мыслей в голове, только уверенность, что я делаю правильно. Первый раз колун падает в центр ямы. Я с трудом удерживаюсь на ногах. Адский треск сотрясает сарай, мне кажется, что вибрация отозвалась в каждой доске. Но ничего не произошло. Даже трещина не пошла. Тогда я замахиваюсь опять, и так продолжается несколько раз. Замах. Удар. Ничего.

Силы покидают меня, но не уверенность в своем решении. И с очередным замахом я падаю вместе с колуном. Он ударяется о борт подвала, а я коленями падаю в цент ямы. Жуткий треск, доски ломаются, и я проваливаюсь куда-то вниз. Лицом я больно ударяюсь о край ямы. В ноги впиваются щепки от сломанных досок. Мне больно. Я проваливаюсь куда-то вглубь, но недалеко.

Не знаю, потеряла ли я сознание или нет. Но вот я сижу в куче ломаных досок, пыли, а по виску стекает что-то. Это не вода. То, что это кровь, я понимаю только тогда, когда луч фонаря озаряет мои руки. Они бордовые от смеси грязи, воды и крови. Но я улыбаюсь. Там что-то есть. Теперь я знаю это совершенно точно. А еще совсем скоро я это найду.

Я пришла в себя и стала осматриваться по сторонам. Очень похоже, что у этого подвала было второе дно. Я не смогла найти, как открыть крышку, но вот разломать – да, смогла. Луч фонаря скользил по деревянным стенам. Правым коленом я упиралась во что-то острое. Я стала выкидывать куски досок. С глухим стуком они ударялись об пол сарая. Дождь продолжался с той же силой. Гром и молнии не думали заканчиваться. Я потеряла счет времени.

Я расчистила дно подвала и поняла, что мои колени стоят на ящике. Вытянутой формы, очень гладкий, похожий на сундук – он стоял по центру пола. Я осмотрела его со всех сторон. Он был закрыт. Отверстие для ключа и угловые металлические накладки были чуть тронуты ржавчиной. Я попыталась его вытащить, но он был слишком тяжелый для меня. Я сразу отбросила идею расколоть его колуном. И не только потому, что он был очень прочный на вид. Он был красивый. Старый, потертый, но ни одного скола или трещины. Его делал мастер. А еще я боялась повредить то, что находилось внутри.

Я вылезла из подвала, чтоб подумать. Как вскрыть сундук? Точнее чем? У меня все болело, я была мокрая, грязная и в крови. Я села на пол сарая и стала думать. Дождь понемногу стихал. Капли барабанили все тише. Темнота, жара и влага окутали меня. Ничего толкового мне в голову не приходило. И тогда я взяла телефон, выключила фонарь и стала искать в недрах интернета ответ на свой вопрос. «Как вскрыть деревянный сундук?» – написала я в поиске. Полчаса – и я знала, как нужно изогнуть гвоздь. Осталось его найти.

Я использовала все тот же метод поиска – включила фонарь и стала ползать по полу в поисках гвоздя или толстой проволоки. Сегодня мне сопутствовал успех. Гвоздь был найден. А потом с помощью инструкции из интернета я смогла открыть ящик.

Дрожащими руками я поднимала крышку.

Свет фонаря яркой линией озарил содержимое. Что-то продолговатое завернуто в мешковину и перетянуто сверху веревкой. Я беру сверток в руки и начинаю разворачивать. Когда мешковина падает, у меня в руках оказывается ружье. Или это винтовка? Моих познаний в этой теме явно не хватает, чтоб так сразу понять, что за оружие в моих руках. Но то, что оно старое, я понимаю совершенно четко. Чистое, смазанное маслом и завернутое в ткань. Кто-то с большой любовью прятал его тут. Темно-коричневое дерево приклада отполировано и блестит в свете фонаря. Это оружие внушает мне страх и восторг одновременно. Я какое-то время рассматриваю его, а потом откладываю в сторону. И опять заглядываю в ящик. На дне я вижу небольшой тряпочный мешочек и простую тетрадь с коричневой обложкой.

ДНЕВНИК

Где-то под Красноярском

21.12.1949

Та женщина велела мне с кем-то поговорить о том, что случилось, чтоб я могла жить дальше. Что я должна жить для него. С тех пор много чего еще произошло, но я так и не смогла начать разговаривать. Мне кажется, что я молчала всю свою жизнь, хотя нет, до пятнадцати я была такой болтушкой. Детство было счастливым и безмятежным. Мама, папа, как же я по вам скучаю.

У меня никого нет, я работаю медсестрой в больнице. Кругом бараки и мрачные, неприкаянные люди. Пневмония, туберкулез, гнойники, сломанные кости и истощение – как будто жизнь покинула это богом забытое место.

Сегодня не моя смена. Нас трое медсестер при больнице, работаем по очереди сутками. Хотя больница – это громко сказано. Деревянный дом на три комнаты. В одной – самой большой стоят десять железных коек, редко когда больше трех из них заняты. Еще одна комната оборудована под операционную. Третья – что-то среднее между чуланом и спальней, я там живу. Кабинет доктора в другом доме. Там, где он живет, – это рядом стоящий деревянный домик еще меньших размеров. Мне повезло, я живу в этом чулане, а не в бараке.

Вчера приехал новый доктор, нам он понравился. Совсем молоденький.

22.12.1949

Даже если я захочу написать все как было по порядку – у меня вряд ли получится. Коварство памяти в том, что она вытесняет все плохое, а хорошее делает более значимым. В моей жизни за двадцать три года было мало хорошего, поэтому кругом пустота. Я помню, как Павел меня поцеловал в первый раз. Это было летом сорок третьего. Это очень яркая картинка: мне семнадцать, я только что убила своего сорокового немца.

Ищет ли он меня сейчас? Знает ли, где я и что со мной стало? Каждый день я вспоминаю тебя, мой милый, мой единственный. Моя любовь. Воспоминания о наших днях греют меня и не дают окончательно сдаться в этом страшном месте.

Еще из приятных воспоминаний: я лежу на сырой земле, пахнет мокрой травой, очень скоро начнется рассвет. Я припала к родной винтовке и смотрю в ее прицел. Там чернота, но я знаю, что где-то там мой враг и через час я его убью. Предвкушение еще одной маленькой победы меня радует. Я хотела убить их всех за то, что они со мной сделали.

Павел Рысаков – командир нашего батальона на Ленинградском фронте. Наша задача – совершать диверсионные действия на линии фронта. Под его началом 10 партизанских отрядов и снайперская группа из пяти человек. Я одна из них. У меня уже есть несколько медалей, одна из них за отвагу.