Тоже путь проделавши с райцентра, оно хоть и не с города, дык с деревни соседней Морши. Ага! Райцентром тогда эту деревню обозначили. А чо оно ей дает такое определение — дык, кто ж его знает... Там же отделение скорой помощи было! Вспомнил — вот! Там дом был такой, который на четыре хозяина. Строили раньше такие, еще до войны последней! Только хозяев тех, нету давно! А где — никто не знает. Вот там скорую-то и организовали! Фельдшер дежурил, да санитары с ним. Там они и жили кажись. Пока машина у них на ходу была. Чинили ее, латали... Дык, всему приходит конец! Вот и она развалилась в конец. Тогда скорую ту и убрали. Не стало у нас скорой помощи! И с ней «райцентру» того тожить не стало. Оно, видать, из-за скорой помощи «райцентром» ее делали! Да не сделали. Тогда все так было! Вроде начинали, налаживали, все чин-по чину, дык, а как ремонтировать время пришло — забросили. Вот и скорую забросили. Ничо никому в деревнях не надо стало! В городе, там вот еще чего-то, да и делалось. А у нас... Никому мы тут не нужны! Фельдшер, да санитары — в город перебрались. В центральную больницу! Тогда из города скорая стала ездить. Только теперь снова платная. Ну, по закону-то она бесплатно, дык... все равно — за деньги. За взятку. Как и раньше, когда мальцом я был. И по сей день так ездит. Точнее ездила! Теперь-то нету, наверное, и в городе скорой. Нихера там уже нету! Все эта медуза разваляла...

А тут, — сидим мы в хате. Все вместе! Еще кажется, волчок с нами тут. А чо, они тут все собрались? Дык, хочу спросить, да не могу! Вроде и рот раскрываю, а голоса нет. Даже не шиплю. И не дышу, кажись. Еще лиц их, я различить не могу! Вот смотрю на каждого, — а лиц нет! Главное, знаю точно, кто есть — кто! Только подумал, что различить не могу, враз все меняться начало. Потемнело все! Такое, прямо мрак из окон полился. Черный, клубами, лучи с него черные идут. Только в хате —все равно светло. Вот диво какое! А у людей лица меняться стали. То были размытые, неясные, а сейчас яркие такие стали, четкие! Только не человеческие лица у них сделались. Гадин тех, что в городе морды сделались! Но не у всех. У жонки моей Любушки-любимушки — ага, у соседа, да у санитаров. А у Вия — нет! И у волчка свое — волчачее! И вроде только, что говорили они чего-то — шепталися, а сейчас шипеть начали. Да все громче и громче! Уже слышу, и рев звериный от них!

Померкло все вокруг, враз померкло. Не стало, ни стен, ни окон в стенах тех, потолок растворился. Полы потекли, будто в грязи, жиже какой-то стою. Мутной, вязкой. Холодно стало. И жарко сразу... Непонятно в общем! Только мрак кругом. Дажить глаза протер, дык не меняется ничего! Смотрю, а людей-то уже и нет! Гадины одни вокруг. Кто, есть — кто?.. И где жонка моя, где санитары... Ничо не понятно. Только вроде дядька Вий, да волчок не поменялися. Такие-же, как есть. Не вижу их. Вот тут они, знаю, дык — не вижу. Будто за краем глаз! Кручу головой, а поймать не могу... Вот покажутся чуть, раз и убежали в сторону! Вот такие дела... Тут гадины эти на меня набросились! Разом все! Ревут, когтями скребут о шкуру мою. Зубами щелкают, словно мотор клапанами стучит! Спугался я. Ох... А когда мне страшно, я злой становлюсь! И быстрый к тому-же. Прямо ветер! Руки тяжелеют, кулаки сами сжимаются! Размахнулся я, кулаками вмазал по рожам ихним! Зубы их в щепки полетели. И еще раза два маханул! Полетели они, как воробьи в разные стороны. Ух я вас! Рыло чье-то под кулак подвернулося. Вмазал со всей дури! Оно как арбуз разлетелося в брызги! Кто-то под ноги мне шлепнулся. Я топтать его! Кажется, расплющил. Вроде так... Только вставать они начали. Поднимаются, замедленно так, из жижи этой черной, как в масле двигаются! Рожи их расплющенные, снова в кучу собираются, да еще больше становятся. И зубов больше в них вырастает! И снова на меня бросаются. Я опять махать! И опять, и опять...

Выдыхаться начал. Нет конца и края этому безобразию! Снова и снова поднимаются. Теперь дажить двоиться начали. Упал один, а встало уже два! Твою маму... Бежать думаю! Не справлюсь я с ними! Отмахался от очередной атаки, огляделся, вижу: за стеной двери такие. Будто ворота огромные! И волчок уже там, и дядька Вий там! Руками не машут, зовут! А я не пойму че-то... Вроде и стен-то нету в хате этой, а стена там как-бы и есть! И дверь та есть. Такие дела! И отчетливо я это вижу. Ясно так! И свет тама яркий вроде светит! И волчок и Вий — ясные, светлые! А эти гадины — черные. Силуэты одни. Да злющие стали, много их стало! Орут-ревут! В кучу собрались, к атаке на меня готовятся! Я — чо? Думать тут нехер! Ходу! Через стену, проломил ее, да к дверям! Словно ветер вылетел! Да захлопнули мы те двери и на засов закрыли. Вместе, разом! Я еще спиной двери прижал, держу! Бьют твари в двери. Сильно бьют! Чую, еще немного и проломят они их! Бум-бум-бум... Толкают меня в спину. Или в ногу? А как в ногу-то можно толкать, когда я спиной держу? Смотрю волк в ногу меня толкает! Сильно так. Бьет прямо! Укусил меня за ногу...

Проснулся я. Волк меня кусает за ногу. И мимо меня смотрит. На окно в машине! И вроде напуганный такой! Че там? Оглянулся. Итить твою мать... Морда в окне. Длинная такая, вытянутая. Да на все окно она. Здоровенная! А на макушке — рога плоские. Лось! Лосяра к нам пожаловал. Тьфу, зараза, спугал! Я уже кулаки сжал. За малым его не двинул в морду-то! Вовремя глаза разлупал. Не случилось животное ударить по чем зря. А он стоит и смотрит. — Че, тебе надо? — говорю. — Не спится тебе, что ли... — а сам думаю, ну зверь же он. Дык, не ответит-же! Полез я в сумку и сухарь достал.