Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Странно.
Паук все же был отправлен в свободный полет.
– Не люблю насекомых, – объяснила я и пошла проверить, как там белье: уже отжимается или все еще стирается.
Белье, уже отжатое, сухое и даже выглаженное, лежало на дне бочки, я благодарно его собрала, и посудина немедленно начала наполняться водой. Сначала споласкиваясь, а потом по новой, но уже чистой, готовой для принятия мною ванны. Я и приняла. Хорошо все-таки расслабиться в горячей воде после трудной уборки в чистой ванной!
– Ди, давай быстрее, а то ужин тоже пропустим! – крикнул из комнаты Коша.
Я нырнула с головой, зажав нос и отдаваясь на милость волшебства. Вокруг меня поднялись сотни пузырьков, щекоча кожу и очищая ее и волосы от грязи. Не представляю, как простые люди справляются без магии. Кошмар!
Его ввели в главные ворота. И вся академия, невзирая на лютый мороз, пробирающий до самых костей, и постоянно валящий снег, собралась во дворе, чтобы на это посмотреть.
Я тоже прыгала на одной ноге, пытаясь согреться и умудрившись протиснуться в первые ряды.
Недавно я с соплями и слезами распрощалась с Адой, которой будущий муж заявил, что его жене учиться совсем не обязательно, так как работать он ей не позволит. Ада почему-то не возражала и улетела на папином драконе вся счастливая. С ее женихом мы все же помирились и даже почти подружились. Парень оказался вполне ничего, просто у него при виде Адки шел переклин мозгов, вот он и нес всякую чушь, а так – нормальный человек. Кстати, отец Ады в благодарность за спасение жизни его дочери подарил мне лампу с джинном, который сможет исполнить аж три желания, после чего телепортируется обратно в сокровищницу. Оказывается, этого духа создал еще его прадед вместе с кучей других колдунов, но те все померли в процессе создания джинна, а он один выжил, как – мне не рассказали, хотя я интересовалась. А все заработанные деньги я решила отдать Аде на приданое. Впрочем, она пока об этом и не догадывается: я просто погрузила мешок с ними на алого дракона, тот не возражал. Коша, кстати, пообещал, что сюрприз будет что надо, так как, по его словам, этот дракон согласился в нем поучаствовать и вручить мешок Аде только по прилету домой. Так что этот Ромео тоже не абы кого берет в жены, а девушку с приличным приданым.
Ворота открылись, и народ замер. Я тоже – правда, как и остальные, не особо понимая, в чем, собственно, дело и кого ждем. Поговаривали, что кого-то поймали и теперь будут пытать прямо перед студентами, причем отличников пригласили поучаствовать. Отличники в ответ объявили акцию протеста и вообще во двор не вышли, наблюдая за происходящим из окон и чуть из них не вываливаясь. Правда, я все равно слухам верила не особо, а потому нагло протолкалась в передние ряды и с интересом уставилась в проем открывшихся ворот. Все замерли в предвкушении. Я покосилась на тапочки соседа, в которые он все глубже и глубже засовывал уже синие ноги. Раздался треск: правая тапочка не выдержала, и из дыры показался не менее синий палец с обкусанным ногтем. Какой ужас.
Его ввели. Впереди шел высокий священник в черной шубе до пят и пудовым крестом поверх нее. За ним, собственно, вели того, кто совершил настолько ужасное преступление, что его нельзя было посадить в обычную тюрьму. И теперь преступника ждало зачарованное подземелье нашего замка, о котором ходило больше всего страшилок и легенд. Я, как и все, подалась вперед, чтобы рассмотреть его получше, но, к нашему великому разочарованию, мы все разом напоролись на невидимую стену коридора, по которому вели приговоренного. Я тут же почувствовала на себе все прелести положения мухи, размазанной по стеклу. Задние ряды напирали, ноги уже не доставали до земли, зато обзор был – лучше некуда. Так что, скребя зубами по невидимому барьеру и отпихиваясь от кого-то ногой, я рассматривала проходившего мимо в кругу напряженных и готовых ко всему магов заключенного. Он был худой, высокий и черноволосый. Черты его рассмотреть было сложно, так как волосы, спадающие на лицо, многое скрывали. Но я заметила два черных, как сама бесконечность, глаза, на миг пронзивших меня, вдавленную в барьер с высунутым языком и пытающуюся улыбнуться (сзади не просто напирали, а уже внаглую перли). Преграда трещала и выгибалась, справа и слева раздавались стоны ужаса и боли, я пока держалась.
Он внезапно улыбнулся, лишь уголком рта, и это было так же странно, как если бы черную грозовую тучу вдруг пронзил яркий и теплый луч света, прогоняющий страхи. Я буркнула пару заклинаний, и напирающие студенты с визгом отскочили, сбивая с одежды огонь, а я с трудом встала с утоптанного снега и задумчиво смотрела приговоренному вслед.
Еще секунда, и двери академии за ним закрылись, оставив на ступенях нашего ректора, с торжественной физиономией приготовившегося что-то вещать. Народу было по фигу, все давно замерзли, а потому просто ломанули внутрь. Я с ужасом представила растоптанного возбужденными учениками ректора, но он поднял вверх правую руку, и студенты врезались в новую прозрачную перегородку. Послышался характерный звук удара, и толпа замерла, ругаясь и возмущаясь столь несвоевременным обломом праздника. Мне на плечо спланировал золотистый дракончик, все это время летавший и разглядывавший происходящее сверху.
Ректор начал свою речь.
– Студенты! – Его голос, многократно усиленный магией, буквально вонзился в мозг, заставляя морщиться. – Я хотел бы сообщить, что только что проведенный перед вами заключенный убил короля!
Тишина. Смысл этой короткой, но содержательной речи дошел до нас не сразу, а когда дошел… Мы ошарашенно переглянулись с Кошей: ну ни фига себе расклад!
Ректор выдержал паузу и продолжил:
– И сделал он это пока неизвестным нам видом магии! На трон через три дня будет возведен брат нашего погибшего монарха, и в честь этого события объявляется неделя посленовогодних празднеств, которая теперь будет продолжаться каждый год и в которую ни один человек не будет ни работать, ни учиться!
Вопли счастья, подбрасывание вверх шапок и тапочек… Короче, траур удался. Тем более что новый год должен наступить уже завтра ночью. Я зябко куталась в шубку, которую накинула прямо на ночнушку, понимая, что зря поленилась одеться потеплее.
– А теперь еще кое-что! – Кто-то взвыл, сообщая, что отморозил себе уже буквально все, но ректор невозмутимо продолжил, уже и сам хлюпая носом: – Тот, кто хотя бы подойдет к заключенному или к его камере и осмелится заговорить с ним, – эффектная пауза, заполненная нашими бурными фантазиями, – будет объявлен сообщником преступника и казнен после празднеств перед балконом дворца его королевского величества! У меня все. – И он шустро скрылся за дверью.
Мешающая движению стена пропала, и мы все не менее быстро побежали в здание, спеша в уют и тепло своих комнат, чтобы успеть переодеться и уже при параде пойти в родную столовку, по-новогоднему украшенную елкой, гирляндами и хлопушками.