брошенный после очередного колымского побега на грязный бетонный пол, в наручниках и со связанными ногами, задыхаясь от густого запаха хлорки, из всех впечатлений прожитых мною двадцати трех лет я почему-то вспомню эту сцену в Гетеборге и печальный долгий взгляд незнакомца. В тот день, помучившись со мной и не желая вести беглеца в тюрьму среди ночи, солдаты приволокли меня в сусуманский дивизион. Вдоль стены тянулся ряд жестяных умывальников. Вода капала в ведра и мимо, создавая иллюзию дождя. В тусклом свете я увидел рядом на полу другое скрюченное тело. Человек утопил правую часть лица в вонючем месиве, чтобы уберечь от грязи надорванное левое ухо, залитое кровью. Время от времени в помещение входили толпы солдат, и каждый, переступая через наши тела, пинал нас сапогами, как мяч. Когда топот утихал, мой товарищ по несчастью с трудом открывал один глаз и шевелил разбитыми губами: «Видно, одни футболисты!» Он пытался приподняться, но ничего не получалось. Так я познакомился с Женькой Коротким. Скрючившись с ним рядом, силясь приподнять голову, чтобы жижа на полу не набивалась в рот, я с отвращением слышал собственный молодой голос — голос третьего штурмана «Уралмаша», как он — то есть я! — искренне и вызывающе усмехался незнакомцу в Гетеборге: «Неважно, что наш пароход некрасивый, зато он под флагом самого прекрасного государства!» Неужели с того дня прошло всего три года, а не вечность? Закончу, раз начал, про Женьку Короткого. Мы с ним встречались на Колыме еще три-четыре раза. Женька ничего не рассказывал о себе. Помню только, что он родом с Украины и был детдомовцем. Однажды столкнулись в Сусумане в первом следственном отделе. Каким-то чудом колымские врачи пришили ему ухо. В длинном коридоре, по которому нас вели, висело ржавое зеркало. Женька, замедлив шаг, повернул голову так, чтобы увидеть в зеркале пришитое ухо. И усмехнулся: — Родина, какой я стал смешной! В кабинете следователя на столе стояла статуэтка Тараса Бульбы. Женька уставился на нее. — Вы что, Короткий? — спросил следователь. — Вот смотрю, гражданин начальник, и думаю: что мы за нация такая, если это — наш кумир?! Какое-то время спустя мы встретились на сусуманской пересылке. — Прощай, — улыбнулся Женька. Ты чего? — возразил я. — Чего «прощай»? Увидимся где-нибудь на штрафняках. Женька грустно-грустно покачал головой: — Думаю, что нет. Женьку застрелил конвой на Ленковом. Через четверть века, летом 1977 года, уже живя в Москве, я прилетел с друзьями на Колыму и отыскал в Сусумане разрушенный барак и бетонную стяжку, на которую нас с Женькой Коротким бросили связанными по рукам и ногам. Сквозь бетон пробивалась зеленая трава. В траве одиноко валялся жестяной умывальник, наполовину засыпанный землей. Я не сентиментальный человек, но почему-то проклятый этот умывальник совершенно доконал меня. Вспомнил себя, молодого, самоуверенного, в Гетеборге и Женькино: «Родина, какой я стал смешной!..» Это правда: наше поколение бывало смешным — до ужаса". (via Николай Подосокорский)

  Сергей Медведев - В возрасте 96 лет умер легендарный и несгибаемый... | Facebook

July 11, 2024 07:09

Альфред Кох - Прошли два года и сто тридцать восемь дней войны. На... | Facebook

Запад мыслит просто: путинская Россия - угроза для него. Война с Путиным - дело кровавое и жестокое. Если начать, то счет трупов пойдет на сотни тысяч, а то и на миллионы. При этом у Путина есть атомная бомба, что означает, что его нельзя загонять в угол. В таких условиях нужно столько, сколько возможно, уклоняться от открытого конфликта, даже ценой каких-то уступок и компромиссов. Но тут подфартило: нашлись украинцы! Они сами лезут на рожон и все твердят: или мы не суверенная страна? Как порешим - так и сделаем! И пусть ху…ло варежку не разевает! Ну разве это не чудо? Сами готовы под пули и бомбы! Теперь задача резко упрощается: надо лишь давать Украине столько оружия, сколько нужно, чтобы эта война длилась вечно. Не больше, но и не меньше. Пока идет война - Путин ни на кого из нас не нападет. К тому же он от этой войны становится все слабее и слабее, а мужское население России - уменьшается… И, следовательно чем дольше она идет, тем лучше для Запада. Что вы говорите? Украинцы гибнут? Подождите, а мы-то тут при чем? Мы их воевать не заставляем. Если они хотят мира - пусть садятся с Путиным за стол переговоров и договариваются. Мы не против. Мы - только за. Но они же сами хотят воевать дальше - и значит наша обязанность им помогать. Ведь они - жертвы агрессии, а мы - хорошие, честные люди. И наш долг помогать жертве агрессии. Разве нет? Поэтому мы и говорим о “непоколебимой поддержке”. Это полностью соответствует нашим ценностям. Так и запишите в свои блокнотики, господа журналисты: “нашим ценностям”! И да, вот так меня сфотографируйте, так я лучше получаюсь, в профиль, верно… И ведь заметьте: мы помогаем совершенно добровольно. У нас нет никаких обязательств перед Украиной. Сколько можем/хотим - столько и даем. Нигде не написано, сколько мы должны давать потому, что мы им вообще ничего не должны. Так что пусть радуются любому ржавому танку. А если у Украины к нам есть какие-то претензии, то мы же не звери какие-то: не хотите - не берите. Воюйте луками и стрелами. Кстати, дорогие украинцы, поинтересуйтесь у своих начальников - куда подевалось все то оружие, которое вам досталось еще от Советского Союза? Вот МиГ-29, которые вам давеча передали поляки, они у них сохранились еще с тех времен. А где ваши? У вас их было больше, чем у поляков… Так что берите что дают и не вые… Еще раз: хотите воевать - воюйте. Хотите договариваться - договаривайтесь. Но помогать мы будет только так как помогаем. Как это нам выгодно. А не как вам хочется. Отберет у вас Путин пять областей - значит так тому и быть. Это ваша проблема. Нам все это конгруэнтно. Мы вообще не понимаем в чем разница между вами и рисковать своей безопасностью ради того, чтобы Путин не отобрал у вас какие-то квадратные километры вашей