Карл мог наорать на Хардред, начать отчаянно доказывать, что это не так… Но он этого не сделал. Его самого раздирали изнутри сомнения по поводу утопии Грюнвальда.

— Честно, я и сам подозреваю, что ты права, — ответил он девушке, взяв её за плечи, — я изучал разные модели «идеального общества». Фаланстеры Фурье на Древней Земле не продержались больше двенадцати лет. Колония на Алисе просуществовала двадцать, и некоторые даже были рады прилетевшим имперским оккупантам. Идеальное государство Платона так и не воплотилось в жизнь. А если бы и появилось, то не знаю, сколько бы оно продержалось и понравилось бы людям там жить.

— Я думала, ты глупее.

— Я действительно был глуп, Хардред. Здравствуйте, милорд! — он поприветствовал проходившего мимо Лорда Хэттера, — я позволил себе пойти за Грюнвальдом. А теперь… теперь он меня… предал.

— Предал? — переспросила Донни — да он никогда и не был твоим другом! Он хотел тебя использовать, и всё!

Слова Хардред вызвали дрожь у Ависа. Он осознал, что она говорила правду.

— Он назвал тебя однажды своим биороботом, — продолжила она, — он думал, что ты поможешь ему достичь его цели.

«Фридрих ещё шепчется обо мне за моей спиной!» — внутри Карла закипала ярость.

Но что хотел он сам? Разве не был сам Грюнвальд инструментом для достижения его, Карла, целей? Ведь под проектом «Логика» Рубер изначально понимал совсем иное, не созвучное желаниям и интересам Ависа.

— Давай поиграем, — вдруг предложила Хардред.

— Во что? — удивлённо спросил Карл.

Видимо, Донни хотела отвлечь его от мыслей о Грюнвальде и «Логике».

— Сейчас увидишь, — произнесла она и крепко стиснула его в своих объятьях.

Сначала юноше это понравилось — он ожидал удовольствия и, возможно, продолжения в своей комнате. Но затем он почувствовал, как его внутренние органы чуть не стали лопаться под действием силы Хардред.

— Ааа, мне больно! — возмутился Карл.

Донни услышала его и отпустила. Неужели в этом заключалась её игра?

— Ой, спасибо, — выравнивая дыхание, сказал Авис, — и больше меня так не обнимай.

— Не буду, — Хардред улыбнулась до ушей.

И тут же схватила Карла правой рукой за горло.

— Иди сюда, моя игрушка… — с азартом произнесла она, сдавливая пальцами его шею.

— Ааа, — хрипло возмутился Карл, — не души… меня… Прекрати!

Но Хардред сжала его ещё сильнее.

— ПРЕ-КРА-ТИ! — Карл сопротивлялся, пытался освободиться, но тщетно.

Она прижала его к серой каменной стене замка. Вокруг собрались несколько любопытных. В первых рядах стоял Констриктор, опираясь на трость. Жуя жвачку, он смотрел на пару глазами энтомолога, изучающего муравьёв.

— ЧТО-ТЫ-ДЕ-ЛА-ЕШЬ? — Карл уже задыхался.

— Так… Хороший мальчик… Молодец… — бормотала Хардред.

Некоторые инициаты переглянулись со смешками. Констриктор как истинный разрушитель в третьем поколении посмотрел на Карла сверху вниз.

— ПО-МО-ГИ-ТЕ! — вырывался он.

— На сегодня хватит, — как ни в чём не бывало произнесла Хардред.

Донни отпустила руку. Карл отпрянул в сторону, жадно хватая воздух ртом. Всё вокруг было для него расплывчатым и устрашающим, словно в кошмаре. Но теперь здоровью ничего не угрожало, и постепенно Карлу стало намного легче.

— Уходите, все! — заорал он на зевак, — ЖИВО!

Некоторые ушли, но три человека, среди которых был Констриктор, остались. Разрушитель в третьем поколении напыщенно ухмыльнулся. Карл же хотел покинуть коридор и как можно быстрее вернуться в свою комнату в одиночестве. Однако прежде ему нужно было расспросить Хардред кое о чём.

— Пойдём отсюда, Донни, — жёстко сказал он, — и я хочу знать, что это было.

— Ты знаешь что-нибудь о садомазохизме? — спросила она его, когда они оказались в нужном месте.

Это был тупик в крытой галерее, окружающей Сад Хрустальных Деревьев. Там тоже могли найтись нежелательные зрители, но в меньших количествах, а из общественных пространств при случае можно было легко сбежать. Где-то в тех местах, под одной из вычурных готических арок, Карл и Донни когда-то разговаривали о своём прошлом и ожиданиях имперского общества. Только тогда Авис любовался изящными стволами хрустальных деревьев в саду и находил полумрак галереи приятным, а сейчас всё ему казалось тусклым и безжизненным.

— Что-то слышал, да, — он вспомнил лекции Леди Пассионаты по литературе, — «Жюстина», «Венера в мехах». Но это меня особо не интересовало, лично мне импонирует равенство, а не доминирование или подчинение. НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ!

Карл перешёл на крик, едва Донни подошла чуть ближе. Хардред испугалась громкого голоса и отскочила от Ависа. Она встала у каменной стены, перед которой зловеще ссутулился памятник Высшему Лорду Профундусу, а Карл прислонился к столбу аркады, буравя взглядом ту девушку, которая ему когда-то нравилась.

— Я тебя предупреждала — будь я нормальной… — начала было Хардред.

— «…Ты бы полюбила меня», — Карл перебил её цитатой, — «но я — это я».

— Теперь ты понял, что это значит. Тогда, в Синто, я очень хотела «поиграть» с тобой, но сдержалась. И я тебе отказала. Потому что ты хороший человек, Карл, и мне было тебя жаль.

Карл сжал кулаки. Комплименты абсолютно ничего не меняли.

— Это не игра, — прошипел он, — от игры можно отказаться, если играть не хочешь. То, что нужно тебе, не садомазохизм никакой, а банальное насилие.

— Представь себе, каково это — чувствовать себя чьим-то полным хозяином, — продолжила Донни, — ощущать, что если чуть-чуть не рассчитаешь силу, то кто-то умрёт. Это приятно, это пьянит меня. Поэтому я отказывала всем хорошим мужчинам, которых я знаю.

— А плохим? — Карл чувствовал себя охранителем на допросе, стремящимся докопаться до правды.

— Им не позавидуешь. Хотя им обычно нужен другой тип женщин. Дуры типа Ирен.

— Ты завидовала Ирен, что у неё всё получается, что все её любят и носят на руках. И ты не придумала ничего лучше, чем напасть на неё, да?

— Возможно, ты и прав.

— Хорошо, что тебе тогда помешали, благо воет она получше меня.

Донни усмехнулась.

— Ты говорила о человеческой природе, Хардред. Что ты под этим подразумевала? — Карл сложил пальцы и посмотрел на девушку сквозь них.

— Как что? Необходимость в силе и слабости. Всем нам нужно командовать и подчиняться.

Теперь Карл не чувствовал к этому человеку ничего, кроме презрения.

— Хардред, — ледяным тоном произнёс он,