– Варя, ты же знаешь, что случилось с Тоней, правда? – спросила Лариса.

– Откуда?

– Она ведь именно тебя позвала, – сердито сказал Эдик. – Могу спорить, что не просто так!

«Может быть, ее ужасно постригли? – покаянно подумала Варя. – Я должна была остаться и все проконтролировать. А я бросила ее одну и отправилась наслаждаться жизнью, вот кошмар!»

Возле Тониного номера стоял испуганный администратор с большой белой салфеткой в руке. Глаза у него были несчастными, лысина покрылась испариной.

– И этой тряпкой он собирается осушать Тонины слезы? – пробормотал Эдик.

Лариса принялась успокаивать администратора, голос у нее был низким и мягким, теплым, как мохер. Варя постучала костяшками пальцев в дверь.

– Тоня, это я! Впусти меня.

После серии длинных всхлипов послышался стук, потом частые шажки, замок щелкнул, дверь приоткрылась. Варя молча прошмыгнула в образовавшуюся щель.

– Ни пуха ни пера! – сказал ей в спину Эдик.

И Варя через плечо успела бросить:

– К черту.

Тоню постригли великолепно. Густая челка, слегка растрепанная макушка и открытые скулы сделали ее совсем другой девушкой – эффектной, запоминающейся. Большие глаза превратились в незабываемые глазищи, и если уж не взвод кавалеров, то отдельно взятый мужчина мог в них утонуть без всяких сомнений.

– Тоня, ты первая женщина в моей жизни, которой идут слезы, – сказала потрясенная Варя. – Хоть сейчас снимай тебя в «Ночах Кабирии».

– Варя, все пропало! – Тоня внезапно бросилась ей на шею.

После бурной страсти Глеба эти утешительные объятия не могли не растрогать.

– Почему это все пропало?

Она вдруг подумала, что, когда в этом мире нечто обретает совершенную форму – вещи, люди или отношения, – приходят слезы. Неужели мама и Нателла правы?

– Я вернулась в гостиницу и пошла в ресторан. У меня было невероятно хорошее настроение!

– И какая-то свинья его испортила…

– Не свинья, Варя! Это он. Он сказал… – Тоня снова захлебнулась рыданиями.

– Что он сказал? – Варя нервничала. Конечно, в «Группе Карпухина» работают только интеллигентные люди… Но женщину можно обидеть и не употребляя нецензурных выражений.

Она потянула Тоню за руку и усадила на кровать. Сама села рядом и приготовилась к худшему. Возможно ли, что у Тони совсем нет шансов? Было бы проще разобраться, зная, из-за кого все эти слезы.

– Я вошла, а он посмотрел на меня… И говорит так ехидно: «О! У нашей Тони, оказывается, ноги есть!»

– Ну-ну, – подбодрила ее Варя. – И дальше?

– Что – дальше?! – воскликнула Тоня. – Тебе мало?! Мне стало так… горько, Варя! Он просто поиздевался надо мной, а я-то думала, что между нами проскочила искра, возникла тайна. А он взял и все растоптал! Все мои надежды! Что бы я ни надела, как бы меня ни стригли и ни прихорашивали, я ему все равно не понравлюсь! Как мне теперь жить?!

Варя во все глаза смотрела на нее.

– Тоня, – осторожно спросила она, наконец. – Ты совершенно уверена, что он сказал именно это: «У нашей Тони, оказывается, ноги есть»?

– Тебе мало? – Тоня внезапно перестала плакать, в ее глазах появился нехороший сухой блеск. – Пусть это звучит смешно, но он разбил мне сердце.

– Да и черт с ним! – неожиданно заявила Варя и, схватив Тоню за руку, заставила ее подняться на ноги и подойти к высокому зеркалу, украшавшему стену. – Ты только посмотри на себя! Неужели ты ничего не видишь?

– Вижу. Я стала похожа на женщину, а не на существо среднего рода. И то лишь благодаря твоей помощи…

– При чем здесь моя помощь? Ты очень хотела измениться – и изменилась. Ты еще в Москве об этом говорила, в аэропорту.

– В аэропорту он со мной хотя бы разговаривал, как с человеком…

– Слушай, может быть, это покажется тебе ужасно обидным, но, если честно, он ничего особенного не сказал. Я бы тоже, увидев тебя в юбке, запросто могла воскликнуть: «О, у нашей Тони, оказывается, есть ноги!»

– Ты это говоришь с нормальным выражением, а он!.. И вообще, если бы я ему нравилась, он бы промолчал.

– Ну, это уже из области фантастики, – протянула Варя. – Разве ты не знаешь, что мужчины абсолютно всё привыкли комментировать? Наверное, у них есть какой-то особый ген – комментаторский. И уж если что-то приходит им в голову, они обязательно должны заявить об этом во всеуслышание. Я уверена, что твой избранник даже не догадывается о том, что стал причиной твоих слез.

– Я его никогда не прощу!

– Не стоит зарекаться. Может быть, завтра, когда взойдет солнышко, твое настроение совершенно изменится.

– И как мне теперь себя с ним вести?

– Как со всеми, – уверенно ответила Варя.

– Наверняка каждый будет спрашивать, чего это я вдруг решила в платье вырядиться и прическу себе сделать.

– А ты небрежно отвечай: «Я в отпуске и делаю, что хочу!» Тогда тебя точно не заподозрят в том, что ты решила измениться ради кого-то там.

– Ты такая умная, у тебя, наверное, вообще никаких проблем с мужчинами нет.

– Конечно. Я справляюсь с ними одним поворотом пятки.

Окончательно и бесповоротно успокоить Тоню оказалось не так-то просто. Несколько часов ушло на разговоры, а потом девушек сморил сон, и они заснули прямо на покрывале, свернувшись клубочками. Варя мимолетно вспомнила о Глебе, который, возможно, ждал ее в номере, но не испытала ни раскаяния, ни досады.

* * *

Утром Тоня уговорила Варю пойти с ней вместе на завтрак.

– Я одна ни за что не перешагну порог ресторана! – заявила она с непередаваемым выражением. – Вдруг он там специально сидит, чтобы снова меня увидеть и сказать еще какую-нибудь гадость?

– Признайся, это Костя Петельников? – не выдержала и все-таки спросила Варя.

Ей казалось, что Петельников – самый оптимальный вариант. Крупные мужчины обычно добры к маленьким женщинам – вероятно, так задумано природой. Но Тоня сурово сдвинула брови:

– Я тебе не скажу.

– Ну почему?!

– Потому что это бессмысленно. Все равно ведь ничего не выйдет. А если я буду знать, что ты знаешь, я сгорю со стыда. Ты, конечно, очень тактичная, но все равно невольно станешь наблюдать и за ним, и за мной. И это, конечно, ввергнет меня в депрессию.

– Конечно. Я поняла, извини.

Варя решила, что и сама сможет догадаться, из-за кого заварилась каша, по реакции Тони. Но прежде чем спуститься в ресторан, она отправилась в номер – нужно было привести себя в порядок. Никакого Глеба там, разумеется, не оказалось. Окно, через которое вчера вломился Чандлер, было закрыто, и только маленькие грязные лужи на подоконнике и черные следы каблуков на ковре напоминали о его вторжении. «Интересно, что подумает горничная, когда придет убирать? Что ко мне ночью по пожарной лестнице проник любовник?» Почему-то ей стало неудобно. Смеясь над собой, она все-таки вытерла лужи салфетками. Быстро приняла душ, переоделась в удобную одежду и повела Тоню завтракать.