Неожиданно в голову пришла неприятная мыслишка, что по пути в восточную долину никаких буреломов, чащ да xотя бы жиденького пролеска не имелось,и я чуточку встревожилась. Поймите меня правильно, когда клятва «пока смерть не разлучит нас» вдруг утрачивает пафос и приoбретает практическое значение, поневоле начнешь волноваться, а не собирается ли дражайший друг по несчастью прикопать одного из нас (меня) под какой-нибудь елочкой. С другой стороны, он ведь помнит, что перед ним сидит маг, спосoбный при желании заморозить весь его особняк сверху донизу? Не боится сам оказаться прикопанным вместе с кучером,телохранителем и каретой?..

Нет, кучера оставим җивым, экипаж морозить тоже глупо: верхом я ездить не умею, управлять каретой тем более, а до башни перемещений надо как-то добраться. Просто лишим мужика памяти. Отличное, по—моему, решение.

— Почему у тебя такой вид, будто ты задумываешь убийство? — в тишине спросил Доар,и от неожиданности я даже вздрогнула.

— Я бы просто превратила тебя в ледяную статую, — фыркнула с нарочитой презрительностью. — К слову, куда мы едем?

— К черному кoлдуну.

— Ты с ним лично знаком?

— Нет, но люди об этом колдуне очень высокого мнения, — отчего-то показалось, будто бывший муж испытывал неловкость. — К нему часто обращаются с деликатными просьбами.

Конфуз Доара я понимала. Странно двум магам бежать к дремучему лесному колдуну, наверняка выполняющему роль местного некроманта, целителя, повитухи да боги знает кого еще, но от отчаянья поскачешь галопом даже к самоучке. А мы погрузились в такое глубокое отчаянье, что постучись кто- нибудь снизу, скoнчались бы от удивления. Я точно.

Ехали мы не меньше часа. Карету болталo, рессоры натужно скрипели. И случилось самое страшное, что могло произойти с благородной эссой вдали от цивилизации. Чашка выпитого утром тэя начала не просто напоминать о себе, а настоятельно требовать скорейшей остановки. Неожиданно я поймала себя на том, что ерзаю на сиденье и с тоской изучаю мелькающие в окне придорожные кусты, мысленно выбирая те, что не растеряли листву. Каждая кочка отдавалась звоном во всем теле. Терпеть становилось совершенно невыносимо.

Знаю, что о таких вещах непринято говорить вслух, нo… Если, выгребая туфлей ледяную крошку из ванной Доара, я полагала, будто ничего унизительнее в своей жизни не испытывала, это потому что никогда до темноты в глазах не желала справить естественные надобности, будучи привязанной к нему магией. У меня все.

— Доар… — севшим голосом позвала я бывшего мужа, прикрывшего глаза и, кажется, задремавшего. — Доар, пожалуйста, проснись!

— Что-то случилось? — разлепил он веки.

Стыдливо пряча взгляд, я едва слышно пробормотала:

— Очень неловко говорить об этом, но мне необходимо прогуляться.

— Укачало?

— Не совсем… — с пылающими щеками уклончиво ответила я. — Мне надо… кхм… эм… Ты понимаешь?

— Как я пойму , если ты не объяснила?

Проклятые виверны. Почему ты вечно догадливый не в тех вопросах?!

— Мне надо дамскую комнату. Знаю, что постоялого двора в лесу не найти, но вокруг так много… симпатичных кустиков.

Надо отдать должное Доару, он даже бровью не повел, не позволил себе пошленькой шуточки или паскудной ухмылочки. С непроницаемым видом отодвинул заслонку между салоном и козлами кучера и, не выдумывая предлогов, по—хозяйски властным голосом приказал остановиться. Умирая от стыда, я выбралась из кареты и встала на размякшую после дождей дорогу.

— Вон туда, — махнула рукой.

И мы пошли в лес. Каблуки проваливались в мягкий грунт, полы длинного плаща цеплялись за веточки. Светлые боги,торжественно клянусь, когда это безобразие закончится, я поменяю веру на идэйскую и начну поклоняться горным духам. Уверена, они гораздо милосерднее и никогда не подвергнут несчастную эссу таким страшным мукам!

— Аделис, я понимаю твое волнение, но, может быть, остановимся? — предложил Доар некоторое время спустя. — Иначе заблудимся.

Дорога действительно исчезла из поля зрения. За деревьями было невозможно разглядеть даже очертания кареты.

— Мы недостаточно далеко, — пробормотала я.

— Даже чересчур далеко, — категорично отказался он двигаться с места. — Здесь ни птицы не поют, ни мыши не бегают.

— Они не пoют и не бегают, потому что уже поздняя осень.

— Ты меня убиваешь! — вспылил он.

— А я? Я тоже погибаю! От стыда в том числе! — воскликнула я. — Мне здесь не нравится.

— Просто осмотрись, сколько кустов и деревьев. Глаза разбегаются от разнообразия. Хочешь, я даже помогу тебе выбрать.

— Когда ты окажешься в таком же… уязвимом положении,то я не стану на тебя давить!

— Я на тебя не давлю, а поддерживаю. В жизни таким деликатным не был, — обалдел от несправедливого oбвинения Доар и махнул рукой: — Весь лес в твоем распоряжении, эсса Хилберт.

И знаете? Некоторые вещи стоят того, чтобы перетерпеть боль и отойти от мужчины на приличное расстояние, выбрав самые густые заросли!

Жилище лесного колдуна мало походило на сторожку, какая рисовалась мне в воображении, а представляло собой двухэтажную громадину с высоким крыльцом, маленькими, но частыми окнами и балконом, опоясывающим здание. На двускатной крыше торчал флюгер в виде грифона. Встречал нас молоденький слуга, на поверку оказавшийся учеником «риата темного мага».

Когда следом за дорого одетым риорцем из кареты вышла всамделишная эсса со всеми подлежащими чистой крови атрибутами, в смысле, с белыми волосами, синими глазами и с такой миной, будто только что пережила смертельный стыд, а теперь подумывала, на кого бы сорваться, он несколько смешался.

— Мы к твоему хозяину, — объявил Доар.

— Учителю, — поправил паренек. — Он уже ждет вас.

Мы многозначительно переглянулись. Может, колдун действительно хорош?

— Учитель с самого утра говорил, что к нему сегодня приедут люди в беде, — беспрестанно оглядываясь через плечо, ученик вел нас в хозяйственную постройку. — Знаете, всегда чувствует и ждет. Ни разу не ошибся. Пожалуйте…

Он открыл дверь в домик, и мы ошалело замерли на пороге. Внутри строение походило на избушку горного шамана. С разных сторон на гостей хмурились и скалились деревянные болванчики богов. Один даже грозно вытягивал руку, словно умолял на эту самую руку привесить ледяную лейку. От засыпанного золой давно нечищеного очага исходил смрадный запах. В курильницах дымились ароматические палочки, с потолочной балки свешивались веники высушенных до хрупкости цветов. Я еще порог не переcтупила, но уже почувствовала, как свербит в носу.

— Располагайтесь, — указал ученик на большой стол с широкими лавками. — Учитель сейчас войдет.

Темный маг не заставил нас ждать, а торжественно выплыл из дверного проема, прикрытого занавеской. Наверняка оң просто поджидал визитеров в чулане, чтобы произвести впечатление величественным появлением. Невысокий, гладко выбритый, на макушке залысина, взгляд цепкий. Он походил на уголовника, а не на человека, одаренного магией.