– По-моему, мы все на передовой, – принял подачу Трубач и улыбнулся.

– Тогда доложи обстановку. Какой расклад на сегодняшний разговор? О чем люди хотят потолковать? Сколько у нас времени на общение, и все такое прочее? – произнес Варяг. – Как тут, кстати, с утечкой информации?

– Зал сняли на весь вечер. Сделали полную проверку. Установили подавление. Все путем, утечка исключена. Через пару дней конференция по МАГАТЭ, подверстались под это дело. В отеле считают нас специалистами по атомной энергетике. Кельнеры русского не знают. Я проверял лично. Что касается регламента, сначала у нас «аперитивка» – я винчишко заказал, водички, водочки, ну и орешки-сухарики. Сколько продлится «аперитивка», трудно сказать, от нас зависит.

– «Аперитивка», говоришь?

– Да, братва переиначила.

– Остроумно. Как раз к случаю. Ну а что после аперитива?

– В общем, вопросов много. Братва скажет по ходу обсуждения… начнем, а там как получится, – Трубач посмотрел на Варяга в упор. – Потом ужин и прочее. Годится?

– Нормально. Кто со мной за столом?

– Ангел, Артист и Граф. Сейчас подойдут.

– Спасибо, Трубач. Как сам? Как драгоценное?

– Помаленьку.

– Ну и хорошо! Помаленьку – надольше хватит. Начинаем? – громко сказал Варяг.

– Да вроде пора.

– Все здесь?

– Да.

– Ну, с богом! – сказал Варяг, окидывая взглядом присутствующих. Обернувшись к Трубачу, добавил: – Веди, Сусанин.

– Далеко идти не придется. Ты в самом центре, – усмехнулся Трубач. – Как говорят физики-ядерщики, в эпицентре, так будет точнее.

Варяг сел за стол. В зал вошли Артист с Гpaфом.

– Приветствую тебя, Варяг, – громко сказал Граф, подходя к нему. – Рад видеть в добром здравии.

– Спасибо, Граф. Присаживайся. Давно мы с тобой не сидели за одним столом.

В зале стояла мертвая тишина. Варяг поднялся.

– Еще раз здравствуйте все! – произнес он, слегка склонив голову.

Ангел, Граф и Артист встали, дожидаясь, когда сядет Варяг.

– Садитесь, – бросил он им. – В ногах правды нет.

– Сесть мы всегда успеем, – бесхитростно сострил Артист. – А правды нигде нет, или я ошибаюсь?

Варяг не ответил. Он достал из кармана пачку сигарет, зажигалку, положил на стол, расстегнул пиджак, ослабил узел галстука и только после этого опустился в кресло. Ангел с Артистом заняли свои места, а Граф, присаживаясь рядом, наклонился к Варягу и спросил:

– Варяг, что предпочитаешь? – Он кивнул на сервировочный столик с бутылками.

– Виски.

– С содовой?

– Брось пару кубиков льда, – сказал Варяг и кинул взгляд на Трубача.

Тот поднялся.

– Люди, – сказал он сиплым, надтреснутым голосом. Настоящая труба… – Поздравляю с началом схода. Спасибо за помощь. Непросто было собраться на этот раз, но мы все-таки сумели организовать встречу. Проблемы накопились. Давайте сообща обсудим, у кого что наболело. Какие будут предложения по началу?

– Трубач, – поднялся за дальним столиком Шрам, – прежде чем перейти к делу, я бы хотел кое-что уточнить.

– Что именно?

– Не будем кривить душой, нас всех интересует, где пропадал Варяг последнее время, чем занимался? Думаю, сходняк вправе призвать его к ответу. В общем, от Варяга нужно потребовать объяснений. Мы ведь все вместе выбирали его три года назад. Вместе и послушаем.

Авторитеты как по команде переводили взгляд со Шрама на Варяга и обратно. Все знали: если Шрам задает вопросы, значит, есть к тому основания.

Но также все знали, что задавать подобные вопросы Варягу небезопасно.

Александр Степанов, по кличке Шрам, по неписаным законам братвы являлся своего рода начальником контрразведки. Последнее время ни одна серьезная акция не обходилась без его прямого или косвенного участия. Поговаривали, что он сумел отладить систему наблюдения за неблагонадежными и будто бы водил дружбу с высокими чинами как в ментовке, так и в службе безопасности.

Степанов был сильной личностью. Получив благословение от предыдущего сходняка на создание собственной особой гвардии и на свои весьма сомнительные контакты, Шрам еще более укрепил позиции. Он знал все и был вездесущ. Его опасались.

Контрразведчик хренов, подумал Варяг и мгновенно подобрался.

– Ну как, братва, принимаем предложение Шрама? – спросил Трубач, скосив глаза на старейшего вора по кличке Дядя Вася.

Проследив за его взглядом, Варяг повернулся вполоборота.

А нэпманский лидер Дядя Вася неплохо выглядит! Сменил свой гардероб – серый костюм-тройка, голубая полотняная рубашка, ни дать ни взять – преуспевающий бизнесмен. Постарел, конечно, но выглядит орлом. А ведь еще три-четыре года назад ходил в стареньком, задрипанном костюмчике, стараясь не привлекать к себе внимания. Теперь о его «правильной» жизни напоминают лишь многочисленные наколки в виде перстней и рот, полный золотых зубов.

– Принимаем, – кивнул Дядя Вася и, перехватив взгляд Варяга, добавил: – На моей памяти Варяг дважды умирал и оба раза воскресал, как библейский Лазарь. Чудеса, да и только. Может, его «опера» воскрешали? Хорошо бы знать, куда обратиться, когда подопрет.

– Долгих лет тебе, Дядя Вася! Ты у нас вон сколько живешь, еще ни разу не умирал! – не остался Варяг в долгу. – А сейчас ты просто вылитый прокурор. Только чересчур подозрительный прокурор. А это уже плохой прокурор. Надо верить фактам и делам. Согласен?

– Согласен. Факты – вещь упрямая. А дела – покажи, развей наши подозрения. Я разве против? – прищурился Дядя Вася.

– Неужели и ты меня в чем-то подозреваешь?

– Я не подозреваю, я спрашиваю. А когда я спрашиваю – надо отвечать, – сурово отрезал старый вор. – Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что я имею на это право.

– Вообще-то, Дядя Вася, не сомневаются только дети и дураки, а я ни к тем, ни к другим не принадлежу. У тебя-то на этот счет нет сомнений?

Это был неплохой контрудар. Дядя Вася нахмурился.

Атмосфера накалялась. Помедлив, Варяг поднялся.

– Сначала я бы хотел сказать, люди, – обратился он к законным, как того требовали понятия, – что если бы такое обвинение выдвинули просто так, а не для выяснения истины, то любой поплатился бы за это жизнью. А если это интересует всех людей, то я отвечу. Никакого отношения к ментам я не имел никогда! Правоту моих слов могут подтвердить те, кто мотал со мной срок на малолетке, те, кто отбывал вместе со мной срок на зоне, и те, с кем работаю сейчас. Я никогда не шел даже на малый сговор даже для дела – ни с тюремщиками, ни с совестью. Разве кто-нибудь из братвы способен упрекнуть меня в том, что я был плохим смотрящим? Или в том, что я недостаточно пекся об их благе? А то, что на некоторое время я был вынужден оставить блатной мир, связано не с разочарованием в воровской идее, а такова была воля справедливых людей. В наших общих интересах. Если это не так, пускай мои слова опровергнут присутствующие.