Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смею, потому что мне надоело твое пренебрежение к сестре. Она не дикарка!
Но ее брата не интересовало то, что говорил мистер Аптон.
– Ты больше не работаешь у меня! Ты уволен!
– Нет, Нестер, – неожиданно вмешалась Финни и шагнула вперед, глядя на Джеффри, – потому что я выйду за него. – Это решение Финни приняла, еще когда была у Мэтью, в вестибюле его дома, заваленном разорванными полотнами.
– О Финни! – выдохнул Аптон и привлек ее к себе.
– Глупости! – бесясь от злости, воскликнул Нестер.
– Вот уж нет.
Все повернулись и увидели в дверях Ханну.
– Я не удержалась и подслушала, – произнесла старая дама. – Полагаю, следует их поздравить.
– Спасибо, – тихо промолвила Финни, и у нее учащенно забилось сердце.
Аптон, взяв ее под руку, прошептал:
– Вы не раскаетесь.
Раскаяние?
Она тут же вспомнила Мэтью. Его боль. Его неистовую ярость.
Его доброту, когда он спас ей жизнь.
«Мне необходим Джеффри для завоевания Бостона. Африка осталась в прошлом», – подумала Финни. Черный континент отобрал у нее все, и ей приходится начинать жизнь сначала.
Джеффри возродил в ее душе надежду. Он любит ее, добр к ней. Но принять его предложение Финни решила еще и потому, что у него есть взрослые дети.
Изабель.
На глаза навернулись слезы. У нее никогда не будет детей, потому что она не сможет полюбить другого ребенка. Африка научила ее этой истине.
* * *
Дни пролетали в приготовлениях к празднику. У Финни не оставалось времени на раздумья. Было решено, что о помолвке объявят в день ее рождения.
Слухи об этом проникли в избранное бостонское общество. Праздник обещал стать самым грандиозным событием за весь зимний сезон. Ее матушка была вне себя от радости, ведь все устроилось благодаря ее стараниям.
Впервые после приезда в Бостон Финни ощутила свою близость с матерью и дорожила каждым мгновением, проведенным с ней.
Жизнь постепенно налаживалась. Став невестой, Финни была принята в высшем свете. Мисс Уинслет старалась убедить себя, что поступает правильно, выходя за Аптона.
Все было бы хорошо, если бы Финни не мучило недоброе предчувствие, стоило ей подумать о мужчине, с которым она собиралась связать свою судьбу.
Наступила пятница, день ее рождения. Вечером в ее честь будет устроен праздник, а сейчас Финни с Джеффри катили по Бойлстон-стрит в его черном, покрытом лаком ландо. Она с трудом уложила свои непокорные рыжие волосы и даже напудрила щеки отвратительной рисовой пудрой. Мать настояла. От волнения голова у Финни шла кругом. А недоброе предчувствие комом стояло в горле.
– Я так рад, что ты наконец познакомишься с моей матушкой, – произнес Джеффри, похлопывая ее по руке.
Вот уже две недели с того самого дня, как Финни приняла его предложение, она с нетерпением ждала встречи с его матерью, надеясь, что ее отношения с будущей свекровью будут такими же, как у Пенелопы с матерью Финни. Но проходили дни, а Джеффри все откладывал эту встречу под любыми предлогами, и Финни начала беспокоиться, что она вообще не состоится. Возможно, так бы оно и было, если бы во время праздника не объявляли об их помолвке.
Аптон, заметив тревогу на лице Финни, обнял ее и сказал:
– Все будет хорошо. Что может нам помешать? – Он похлопал девушку по руке. – Ты же знаешь, что я обожаю тебя!
«Так ли это? – вдруг подумала Финни. – И если даже так, разве одной его любви достаточно?»
Финни хотя и решила больше не встречаться с Мэтью, несколько раз приходила к его особняку, но его то не было дома, то он не принимал, то посылал записку, что он не хочет ее видеть.
Его нежелание встретиться с ней огорчало Финни, но она ничего не могла с собой поделать. Она и сама не знала, зачем добивается встречи с Мэтью, как будто он был в силах избавить ее от недоброго предчувствия.
Но дело тут было не в предчувствии, а в том, что по ночам ей снилась широкая грудь Мэтью, а не Джеффри. Воспоминание о его поцелуях лишило ее покоя. Но она сказала себе, что выйдет за Джеффри, что хочет за него выйти. В его присутствии Финни чувствовала себя любимой женщиной, дамой, которой мечтала стать.
И когда Аптон сказал: «Мама полюбит тебя», – ей захотелось поверить в истинность его слов.
Они остановились перед домом, казавшимся крохотным по сравнению с особняками состоятельных граждан Бостона, находившимся на одной из фешенебельных улиц района Бикон-Хилл. Оконные стекла, как и в соседних особняках, под воздействием солнечных лучей приобрели фиолетовый оттенок. Никто не знал, почему так случилось, но стекол не меняли. Да и зачем, если они являлись своего рода украшением этого района.
Расправив плечи, Финни, укутавшись в шерстяную шаль, подобрала подол своего изящного платья из голубого шелка и оперлась на руку Джеффри, который помог ей выйти из экипажа.
Парадную дверь отворил сгорбленный дворецкий с лицом, изборожденным морщинами, и скрюченными пальцами.
– Ваша матушка ждет вас, сэр, – произнес слуга с надменным видом и повел их в гостиную.
Нигде не было ни соринки, но Финни не могла не заметить, что ковры и обои очень старые, а оконные рамы во многих местах потрескались.
Маленькая гостиная была забита безделушками, столь модными в последние десятилетия. Полки ломились от музыкальных шкатулок и небольших портретов в рамках. Там же лежали связки наперстков и фарфоровые куклы. С каждого окна свисал огромный папоротник, а по углам в кадках стояли пальмы. Финни шла очень осторожно, опасаясь что-нибудь задеть или опрокинуть.
В первый момент мисс Уинслет изумилась тому, что Джеффри живет в такой тесноте. Неужели он собирается и ее сюда привести? Но тут просто нет места.
– Здравствуй, Джеффри!
Старая дама, которую увидела Финни, была небольшого росточка и выглядела гораздо моложе своих семидесяти лет. На ней было пышное платье из плотной тафты коричневого цвета, на плечи накинута пестрая шаль багряно-желтых тонов. Высокий воротник украшала брошь, а пальцы были унизаны безвкусными перстнями. На молочно-белом лице выделялись крашеные щеки, и она очень напоминала фарфоровую куклу.
– Джеффри, милый! – Дама протянула сыну свои крошечные руки.
Затем она повернулась к Финни, и улыбка сползла с ее кукольного личика.
– А это кто?
Мисс Уинслет едва удержалась от удивленного возгласа.
– Это Финни, матушка. Финни Уинслет.
Старушка изогнула нарисованную угольным карандашом бровь, но не проронила ни слова.