Это произошло дважды – в результате Крымской войны (1853-1856 гг.) и «холодной войны» (1945-1991 гг.). Крымская война и «холодная война», особенно в её постклассической, глобальной-для-себя, а не только в себе фаза 1975-1989/91 гг. могут рассматриваться как особый тип войн – русско-западный, евразийско-северо-атлантический (не говоря о таком их компоненте, как социосистемное – капитализм versus антикапитализм – противостояние 1917/1945-1991 гг.).

Первая панъевропейская победа, победа ядра капсистемы над Россией была одержана в Крымской войне. По сути это была первая общезападная война против России, к которой призывали на Западе как реакционеры (архиепископ Парижский), так и революционеры (Маркс), как консерваторы, так и либералы. Тогда война и победа Запада совпали с начинающимся системным кризисом самодержавия, который реформами Александра II удалось отсрочить на несколько десятилетий. Однако несмотря на победу, Западу не удалось тогда сокрушить Россию – она, как заметил У. Макнил, ушла внутрь своих огромных просторов и осталась отдельным миром, в который Запад, несмотря на свое военное и промышленно-экономическое превосходство, не мог проникнуть.

Вторая победа была одержана единым уже глобализирующимся Западом, единым ядром капсистемы, где военно-экономическая мощь США была многократно усилена технико-экономической и финансовой мощью их бывших протекторатов – Японии и ФРГ, превратившихся к началу 1970-х годов в самостоятельные центры силы мировой капсистемы. Сама Америка в 1980-е годы была центром иного по своему качеству, чем в первые тридцать послевоенных лет Запада/Севера, ядра глобализирующейся капиталистической системы – Глобамерикой, кластером, матрицей ТНК (прежде всего англо-американских) в не меньшей степени чем государством; возглавляли Глобамерику агрессивные южный и западный сегменты её политического класса, тесно связанные с военно-промышленным комплексом, ТНК и глобальными финансами («военно-промышленно-интеллектуальный комплекс» – Ч. Джонсон). Такой противник оказался не по зубам СССР, переживавшему к тому же острый системный кризис, включая кризис руководства (США свой структурный кризис 1980-х начали преодолевать благодаря богатству, поднявшейся на более высокий уровень эксплуатации полупериферии и периферии, прежде всего Латинской Америки и Африки, в рамках начинающейся глобализации, а завершили к 1993 г. благодаря крушению СССР).

Комбинация, «волновой резонанс» в коротком временнóм промежутке нескольких факторов – внутреннего системного кризиса, некомпетентности господствующих групп советского общества, их психоисторической неадекватности современному миру, глубокого провинциализма «мышления», которое было преподнесено urbi et orbi в качестве нового, готовности «на́чать» сдавать мировые позиции, лишь бы сохранить власть, а также личное и групповое потребление на «нефтедолларовом» уровне 1973-1983 гг., прямое предательство и сговор с западными лидерами части советского руководства, превращение Запада в Север – финансово-экономический «глобальный Франкенштейн» (М. Уокер), с которым не могло тягаться ни одно государство, даже евразийское, наконец, использование Западом в 1970-е – 1980-е годы против евразийского СССР «китайской карты», континентального азиатского гиганта Китая, который в пунктирно-уменьшенном и не военном, а политико-стратегическом варианте сыграл по отношению к России/СССР ту роль, которую она играла по отношению к Германии в первой половине ХХ в. (теперь англосаксы попытаются разыгрывать «русскую карту» против Китая) – всё это привело к одностороннему выходу СССР из «холодной войны», «мальтийской сдаче» (1989 г.) и поражению: как говорил Тацит, поражение в битве терпит тот, кто первым опускает глаза.

«Холодная война». Дехийо мало пишет о «холодной войне», о послевоенном советско-американском противостоянии. Однако то, что он пишет, требует комментария, которым я ограничусь в освещении данного вопроса. Дехийо рисует следующую картину «холодной войны». В «эпилоге» он пишет, что в 1945 г., как и после Наполеоновских войн, «на Россию…, казалось, надели смирительную рубашку» – это Дехийо представляется естественным. Тем не менее, Россия-«победитель-2» не смирилась с этим (а почему она, победитель, должна была смириться?) и изменила ситуацию в свою пользу, проникнув в сфере техники в «казалось, неприступные владения свободных обществ» (Дехийо по-видимому, полагал, что техника – монополия англосаксов; на самом деле это не так: успехи в создании самой передовой в мире артиллерии во Франции в 1763-1789 гг. под руководством Грибоваля, технические успехи немцев на рубеже XIX–XX вв. и в 1930-е годы, не говоря уже о советских успехах, полностью опровергают подобную точку зрения). С помощью «непрекращающейся «холодной войны», пишет Дехийо, она реализовала «тактику истощения Запада», и над островным положением США нависла угроза.

За исключением последнего тезиса – о нависшей после 4 октября 1957 г. (запуск советского первого в мире искусственного спутника Земли – побочный результат создания межконтинентальной баллистической ракеты, сделавший реальным массированное возмездие в случае американского ядерного удара по СССР) в этой картине всё или почти всё ложь.

В том экономическом состоянии, в котором СССР находился в 1945 г., он никак не мог быть инициатором ни наступательных действий, ни «холодной войны», ни курса на истощение, изматывание Запада, США с помощью гонки вооружений. Инициатором по всем этим направлениям выступили США. 4 сентября 1945 г., уже через день после окончания Второй мировой войны, в США «Меморандумом 329» была поставлена задача «отобрать приблизительно двадцать наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР и на контролируемой им территории» – речь шла о крупнейших административных и промышленных центрах, прежде всего, о Москве и Ленинграде, которые, согласно Меморандуму, должны были стать новыми Хиросимой и Нагасаки. И это при том, что у СССР не было ядерной бомбы и он никак не мог угрожать США! Т. е. речь шла об агрессии. Именно это рекомендовал сделать всё в том же 1945 г. Объединённый Комитет начальников штабов: нанесение ядерного удара по СССР в том случае, если наша страна начнёт быстро восстанавливать экономику и это станет свидетельством возможности СССР «напасть на США или создать оборону против нашего нападения».

За этим последовала разработка планов ядерного уничтожения СССР: план «Чериотир» 1948 г. (133 атомные бомбы для 70 советских городов), документ «Флитвуд» 1948 г., план САК ЕВП 1-49 и директива СНБ-58 в том же 1948 г., план «Дропшот» (300 атомных бомб для уничтожения 85 % советской промышленности) 1949 г., директива СНБ-68 и т. д. Создание в СССР под руководством Л. П. Берия ядерного оружия перечеркнуло эти планы, однако не прекратило гонку вооружения. Поскольку США и их союзники существенно превосходили СССР по экономическому потенциалу, они наращивали темп гонки, чтобы «сварить» в ней СССР, сломать его. Именно Запад применял к СССР «тактику истощения», а не наоборот. СССР лишь догонял, и к тому моменту, когда был опубликован «Хрупкий баланс» (1962 г.), существенно отставал от Запада, обеспечив в 1957 г. только одно – возможность массированного возмездия. Лишь на рубеже 1960-х – 1970-х годов СССР, обладая намного меньшим ВНП, чем Запад, достиг примерного паритета в вооружениях с ним, чем и вынудил пойти на детант, а к середине 1970-х годов ещё более упрочил своё положение в данном плане. Это совпало с такими успехами СССР на внешнеполитической арене как победа Вьетнама над США (апрель 1975 г.) и Общеевропейское совещание по безопасности и сотрудничеству в Хельсинки (28 июля – 1 августа 1975 г.), признавшее «ялтинскую систему».