— Прости, что я тебя ударил, — тоненьким голоском проговорил он.

— Ничего страшного, все в порядке, — быстро ответил я в надежде, что теперь-то они уйдут.

— Я хотела бы кое-что выяснить… — неуверенно проговорила мама Августа.

Только бы бабушка не вздумала предложить им кофе!

— Это правда, что Август столкнул с лестницы твою маму? То есть вашу дочь… Или это неправда?

— О чем вы? — не поняла бабушка.

— Август этого не делал, — сказал я.

— Понятно. Тогда почему так говорят в школе?

Я мог бы сказать, что не знаю, и даже рассказать, что с матерями подобное иногда случается. Все мы иногда страдаем от сплетен. Порой эти сплетни — вранье. Потому они и называются сплетнями. Ее сыну больше не стать популярным. Здесь, на самых нижних ступеньках школьной иерархии, нас таких много. Теперь он один из нас. Ничего, от этого никто еще не умирал.

Но потом у меня появилась идея. Довольно опасная, потому что ни одна мать не станет плохо думать о собственном ребенке. Однако остановиться я уже не мог.

— Это я придумал, — признался я.

— Н-но зачем? — пробормотала мама Августа.

— Иначе Август стал бы похваляться, что расквасил мне нос, и тогда у меня появилась бы куча проблем. Но тут все стали болтать о том, будто он толкнул мою маму, и Август хвастаться прекратил.

Возможно, мне стоило еще сказать, что Август — заводила из тех, кто другим не дает житья, и привык к тому, что ему подчиняются. Я мог бы даже сказать, что он вовсе не всегда жесток и время от времени совершенно нормален, особенно со своими друзьями. Внезапно меня осенило: а что, если нам с Августом подружиться? Может, не такая уж это и бредовая идея?

— Это правда? — спросила мама Августа, повернувшись к сыну.

— У меня есть предложение, — встрял я, не дав Августу ответить. — Если мы с Августом сделаемся друзьями, то на уроке я встану и расскажу всему классу, что на самом деле произошло с моей мамой.

— А сейчас вы не дружите? — Женщина вновь посмотрела на Августа.

— Я ни с кем в классе особенно не дружу, — ответил я. — Одноклассники ведут себя так, словно меня не существует. Я не хочу, чтобы Август приходил сюда и прикидывался лучшим моим другом. Но пускай в школе мы будем как бы приятелями.

Больше мама Августа не успела ни о чем спросить — Август протянул мне ладонь.

— Договорились, — сказал он.

Я поспешил пожать руку Августа, чтобы помешать его маме заговорить.

— Значит… теперь все в порядке? — спросила бабушка.

— Похоже на то, — ответила мама Августа.

Как принято у взрослых, бабушка и Августова мамаша обменялись любезностями. Я заметил, что не званная нами гостья старается заглянуть в нашу квартиру — ей, похоже, было интересно, как живется в трущобах. Никаким нормальным родителям не захочется, чтобы их дети общались с обитателями подобных тараканников. Но она прекрасно понимала, что сейчас Августа спасет только наш уговор. Мама у Августа вполне смышленая. «Спассите! Мне неч-чего надеть!» — заорал из комнаты Гудлайк.

После их ухода бабушка спросила, правда ли все, о чем говорилось.

— Да.

— Ох, как же давно я училась в школе…

Сидя в трамвае по дороге в больницу, я смотрел в окно. Папа, Гейр, мое выступление — от этого любой бы задергался, но у меня внутри было пусто, словно в спортивном зале после уроков. Мне никак не удавалось собраться с мыслями. За окном проплывали дома и люди, собаки и машины, но я ни на что не обращал внимания. Я словно вообще ничего не видел.

— Ты что-то все молчишь, — заметила бабушка.

Я улыбнулся ей. У нынешнего дня пока есть все шансы стать лучшим в моей жизни. На это и нужно настраиваться.

По дороге от остановки до больницы я спросил:

— Можно сперва я один зайду к маме?

— Ну конечно, если хочешь.

— А ты приходи чуть попозже. Мне хочется поговорить с ней… наедине.

— Конечно, так и сделаем. Посижу немного на солнышке, погреюсь.

В моем животе вдруг все сжалось: зря я наврал бабушке. Но, расскажи я ей о папе, она засыпала бы меня вопросами, ответить на которые у меня вряд ли хватит смекалки.

Бабушка уселась на скамейку, а я направился к входу. Папу я видел еще с улицы — он кругами расхаживал по больничному холлу с огромным букетом в руках.

— Привет, — поздоровался я, раздумывая, можно ли мне сегодня его обнять.

Его, похоже, тоже мучили сомнения на этот счет, поэтому мы вновь лишь обменялись рукопожатием. Папа заговорил о том, как сложно выбирать цветы — ведь, говорят, за каждым из них закреплено определенное символическое значение: какие-то приносят только на похороны, другие дарят, когда хотят сделать признание в любви. А ему просто хотелось принести красивый букет, без всякого подтекста. Так что на всякий случай он купил разных цветов.

— Красивые, — сказал я, чтобы закрыть эту тему: честно говоря, мне было не до цветов.

На папином лбу выступили капельки пота. Он оправил рубашку и с такой силой высморкался, что щеки его покраснели.

В регистратуре сказали, что мама лежит в 117-й, и мы решили, что папа пока подождет в коридоре. Я бесшумно вошел. Мама не спала. «Привет», — обрадовалась она, увидев меня. Голос ее, хотя и веселый, отдавал усталостью. Как бы мама ни бодрилась, утомление и слабость скрыть ей не удавалось.

— Как прошла операция? — спросил я.

— Хорошо. Теперь надо привести себя в порядок. Я сброшу вес и со временем смогу больше работать. И тогда, Барт, тогда мы переедем.

— Может, лучше решать проблемы поочередно, не все сразу.

— Если я найду постоянную работу, то попрошу своих нанимателей поручиться за меня, чтобы удалось снять квартиру получше и в другом районе. Главное теперь — выбрать, где ты хочешь жить.

Я уселся на краешек ее кровати.

— Мама… Мне нужно с тобой поговорить.

— Что?

— О папе. О Джоне Джонсе. Я решил его найти.

— Барт, хороший ты мой, у твоего папы очень распространенное имя…

— Но что, если…

— Я прекрасно понимаю, как тебе хочется отыскать его. Но ты разочаруешься. Пожалуйста, обещай мне, что прекратишь это…

Я вскочил, не дослушав:

— Погоди секундочку… — И я бросился к двери. Высунувшись в коридор, я подозвал папу, и тот медленно шагнул в палату, прикрываясь букетом, словно щитом. Мама растерянно глянула на меня.

— Привет, — сказал папа и положил букет на кровать.

Мама, хотя еще не пришедшая в себя после операции, ослабевшая — да и таблетки давали о себе знать, — тем не менее энергично выпрямилась и отодвинулась подальше от папы.