специальные комнаты для того, чтобы гости могли переодеться и привести себя в порядок. Потому что трудно не испачкаться, рассекая на мотоцикле по тамбовским осенним хлябям. Откровенно говоря, к концу поездки я был с ног до головы облеплен изрядной толщины слоем грязи. Но меня отвели в эту самую специальную комнату, и я переменил гонщицкую амуницию на привезенную с собой в непромокаемом кофре пиджачную пару. Думаю, я мог обойтись брюками, пуловером и шейным платком, потому что баронесса, встречая меня, одета была и вовсе просто.

— Вольдемар, я предупредила прислугу, чтобы гнали прочь любого визитера за исключением государя императора.

— Думаю, государю императору нет сейчас никакого дела до нас с тобой. А со всеми остальными справятся и слуги.

Мы вдвоем сидели на канапе все в том же будуаре, болтали ни о чем, пили превосходное красное вино, закусывали его тончайшими ломтиками буженины и копченого окорока, и расстояние между нашими коленями вряд ли превышало ширину ладони. По меркам светского этикета — разврат. Ну так ради разврата и была устроена эта встреча.

Вино, хотя и было легким, постепенно оказывало свое действие, и большей частью на баронессу. У нее заблестели глаза, покраснели щеки, а наши руки, утаскивая с тарелок очередной кусочек деликатеса, все чаще словно бы нечаянно соприкасались. В какой-то момент я решил, что пора идти дальше и, перехватив ее руку, нежно прикоснулся губами к бархатной коже запястья.

Одновременно, не сговариваясь, мы повернулись друг к другу. Первый нежный поцелуй случился словно сам собой. У Александры вырвался прерывистый полувздох-полувсхлип, она откинула голову назад, а я принялся бережно целовать её лицо, шею, маленькие аккуратные ушки, из которых нынче были предусмотрительно вынуты сережки.

Дыхание девушки участилось. Не открывая глаз, она нашла мои губы своими, и принялась отвечать на поцелуи, пусть неумело, но с таким пылом, какой я никак не ожидал в ней обнаружить. Я чувствовал, что баронесса почти готова к дальнейшему сближению, но внезапно она резко выпрямилась и отстранилась. Вскочила на ноги, подбежала к скрытой за драпировкой двери, шепнула:

— Подожди немного!

И скрылась.

Я был раздосадован: такой момент испорчен! Но минуту спустя, когда возбуждение несколько улеглось, признал: заниматься любовью на канапэ — не самый лучший вариант, особенно, если совсем рядом есть большая удобная кровать.

Ждать в бездействии было невозможно. Я налил себе вина и принялся ходить по комнате взад-вперед, то и дело отпивая из бокала. Наконец, из складок драпировки показалась прелестная обнаженная рука и поманила за собой. Поставив бокал куда придется, я взялся за протянутую мне руку и был немедленно введен в святая святых — дамскую опочивальню. И кровать здесь была вполне подходящая. Пусть и без балдахина, но вполне приличных размеров. Покрывала с кровати были убраны, белье блестело шелком, одеяла были приглашающе отвернуты, а подушки тщательно взбиты.

По обе стороны изголовья стояли шандалы со свечами, освещавшими ложе неверным, колеблющимся светом. Стены комнаты скрывались в темноте, и при наличии минимального воображения вполне можно было представить, что и эта постель, и мы сами — всё висит в первобытной мгле среди беспредельного «ничто». И эта кажущаяся оторванность от всего мира помогала освободиться от условностей, предрассудков и тайных страхов, навязанных этим самым миром.

Сама Александра тоже преобразилась: распустила волосы, и заменила платье на длинную, до пят, сорочку тонкого шелка без единого украшения. Скинув пиджак на пол, я притянул женщину к себе, и сквозь тонкую ткань ощутил жар ее тела, равно как и сотрясающую её нервную дрожь.

Сейчас, стоя передо мной, баронесса вдруг оказалась совсем невысокой. Я потянулся было к ней с поцелуем, но она остановила меня, прижав указательный пальчик к моим губам.

— Володя, — прошептала она запрокинув голову и глядя мне в глаза, — я должна тебе сказать. Эта сорочка… я…

Она замялась, и даже в том слабом свете, что давали полдюжины свечей, был виден заливший ее щеки стыдливый румянец. Уткнувшись лицом мне в грудь, она все же решилась договорить:

— Понимаешь, я готовила её к своей первой брачной ночи, и…

Александра опустила голову и закончила фразу совсем уж тихо:

— Мой брак так и не был консумирован.

Теперь мне многое стало ясно. Про женские страхи «первого раза» я был вполне наслышан. Многие из них были вполне оправданы, но сейчас это был не тот случай. Я легко поднял так и не познавшую мужчины вдову на руки, и за оставшиеся до кровати четыре шага успел шепнуть в ответ:

— Не бойся, я не сделаю тебе больно.

На удивление, проснулся первым. Утро выдалось солнечным, и вся спальня была залита ярким светом. Александра спала, разметав по подушке роскошные волосы. Одеяло сползло вниз, открыв замечательный вид на небольшую правильной формы грудь с прелестным розовым соском.

Какое-то время я любовался открывшейся мне картиной. Но тут солнечные лучи доползли до подушки. Красавица смешно наморщила носик, потянулась, отчего стала еще соблазнительней, потом открыла один глаз, ойкнула, и, до самого подбородка натянув одеяло, испуганно посмотрела на меня. Через секунду она нахмурилась, потом улыбнулась и, наконец, звонко рассмеялась, окончательно превратившись в веселую девчонку, какой я и хотел ее видеть.

Придерживая одной рукой одеяло на груди, она другой нашарила где-то в постели сорочку, вытащила ее и какое-то время разглядывала несколько маленьких бурых пятнышек на подоле. Потом без сожалений отбросила ее в сторону и повернулась ко мне.

— Спасибо тебе, Володенька, — чуть смущенно проговорила она. — Я, признаться, очень боялась вчерашней ночи. Безумно хотела и столь же безумно боялась. Если бы ты знал, какие ужасы рассказывают друг другу женщины о первом разе!

Я чуть не брякнул: «Знаю», но вовремя удержался. К счастью, Александра ничего не заметила и продолжала щебетать:

— Ты… ты просто прелесть!..

Я закономерно надулся от гордости, и тут же получил:

— Но такой развратник! Кто бесстыдно пялился на меня все утро вместо того, чтобы прикрыть одеялом?

— Ты слишком красива, — ответил я с улыбкой. — Такую красоту грех прятать.

Баронесса довольно улыбнулась:

— Хорошо, ты прощен… отчасти. Но я дам тебе возможность искупить свою вину. Например, через неделю.

— Я непременно воспользуюсь этим шансом.

— Имей в виду, ты пообещал! — погрозила она мне изящным пальчиком с полированными перламутровыми ноготками. — А теперь отвернись, мне нужно выйти. Да, туалетная комната вон за той дверью. Одевайся, и горничная проводит тебя в розовую гостиную.

Александра упорхнула, а я, совершив