Отдышавшись и немного придя в себя, Дарина на цыпочках скользнула к двери и выглянула наружу, чтобы убедиться, что никто не подсматривает за новобрачными. Заперев на всякий случай дверь, она сняла свое разорванное платье и положила его на скамью. Осколки разбитой боярином чаши валялись на полу, и Дарина решила их выбросить в окно, чтобы Карп, проснувшись, не вспомнил, как молодая жена поила его вином. Один из острых осколков глиняной посудины уколол девушке кончик пальца, и она вытерла кровь о белое полотно, которым была застелена кровать.

Теперь, немного успокоившись, Дарина могла прилечь и даже попытаться уснуть. Она отодвинулась на край постели, чтобы не касаться Карпа, и, погасив свечу, закрыла глаза. Мерный храп боярина свидетельствовал о том, что новобрачный крепко проспит до утра, а проснувшись, вряд ли что-то вспомнит. Дарина несколько раз глубоко вдохнула, чувствуя, как выравниваются удары сердца, минуту назад бившегося пойманной птицей.

Сон ее был неглубокий, тревожный и прервался сразу же, как только храп лежавшего рядом человека сменился стонами и невнятным бормотанием. Дарина, открыв глаза, тут же села на краю постели, подтянула ноги к подбородку и опасливо покосилась на Карпа, который ворочался, стонал и явно собирался проснуться.

Рассветный луч, скользнув в окно, упал прямо налицо боярину, и тот, поморщившись, медленно разлепил веки. Несколько мгновений Карп приходил в себя, а потом, окинув Дарину мутным взглядом, потер лоб и заплетающимся языком спросил:

— А что, уже утро?

— Конечно, утро, ночь прошла, — отозвалась новобрачная.

— Быстро проходит свадебная ночь, — вздохнул боярин и потянулся. — А хорошо было, сладко!.. Или мне это приснилось?

Дарина, стараясь не смотреть на него, обиженным голосом заявила:

— Тебе, боярин, было хорошо, а мне больно!

— Это хорошо, что больно, — ухмыльнулся Карп. — Значит, ты еще ни с кем… — Он протянул руку к девушке и заметил на белой ткани пятна крови. — Да, ты и вправду честная! А то я уж стал опасаться, когда услышал, что ты ходила на свидание к одному охотнику-смерду… Назару, кажется? Смотри у меня, поостерегись! Я измены не потерплю!

— А ты меньше слушай наговоры! — воскликнула Дарина и спрыгнула с кровати, чтобы избежать объятий Карпа.

Но он тотчас вскочил и ястребом кинулся на нее. В одно мгновение Дарина оказалась прижатой к постели, и Карп, навалившись сверху, стал с плотоядным рычанием ее насиловать. Она вырывалась, плакала и ненавидела его в эту минуту с такой яростью, что если бы у нее в руках был нож, без колебаний вонзила бы его в спину боярина. Утолив свою похоть, Карп отвалился в сторону и некоторое время лежал молча, прикрыв глаза и довольно улыбаясь.

А Дарина беззвучно всхлипывала на краю постели и не могла дождаться минуты, когда останется, наконец, одна и смоет с себя всю грязь брачной ночи, осквернившей то чистое и трепетное, что зрело в ее теле.

«Боже, прости меня, помоги мне, сделай так, чтобы мой ребенок родился здоровым и прекрасным, несмотря на все страдания, которые я претерпела», — молилась она в душе.

И, словно в ответ на ее горячие молитвы, вдруг раздался стук в дверь и грубый голос Угринца прокричал:

— Боярин, беда! Князь Даниил начал военный поход, скоро будет здесь!

Карп тотчас же вскочил с места, на ходу натянул одежду и, едва взглянув на молодую жену, выбежал за дверь.

— Благодарю тебя, Господи, ты услышал мои молитвы, — прошептала Дарина, прижав руки к груди. — Сделай так, чтобы у князя хватило сил наказать злодеев. Освободи меня от ненавистного мужа, и я буду служить только тебе, Господи!

В эту минуту Дарина истово желала стать вдовой, и ей не приходило в голову, что накликать погибель пусть даже на самого плохого и грешного человека — тоже грех. Раньше она всегда помнила наставления Ольги и отца Епифания о прощении и милосердии к врагам. Теперь же девушка чувствовала, как сердце ее ожесточается, а ум учится изворотливости и оправданию любых поступков в борьбе за самое себя.

Князь Даниил Романович шел походом в Погорину и поречье Случи и Тетерева, где было много подвластных татарам бояр и общин. Впереди него бежала молва о том, как сурово он карает предателей, служивших орде.

Боярин Карп с ватагой самых сильных своих ратников и холопов в страхе перед княжеским правосудием бежал к татарам, оставив в поместье мать и молодую жену, у которых теперь не было иной защиты, кроме безоружных слуг и крестьян. Но боярин, уезжая, пообещал, что скоро вернется с войском и не даст в обиду своих домашних. Впрочем, Дарина в душе молилась лишь о том, чтобы он вовсе не возвращался.

Когда пришла весть о приближении княжеских полков, боярыня Ксения в сопровождении слуг выехала им навстречу и рассказала Даниилу Романовичу о гибели младшего сына, об отъезде старшего и о том, что в поместье осталась только она, беззащитная вдова, и ее невестка — дочь боярина, погибшего при обороне Киева. Князь Даниил, известный своим милосердием к вдовам и сиротам, не стал посылать войско для разгрома боярского поместья, хотя и был наслышан о ненадежности Карпа Ходыны. К тому же путь княжеских полков лежал севернее владений боярина Карпа. Даниил Романович, давно замысливший отвоевать у татар Киевскую землю, шел туда через Погорину и Болоховщину, чтобы соединиться с войском союзного литовского князя Миндовга.

Убедившись, что опасность миновала, боярыня Ксения вернулась в поместье и, собрав всех слуг и крестьян, объяснила им, что боярин Карп надолго уехал, а в его отсутствие распоряжаться всеми делами в доме и в имении будет она сама, а также ее невестка Дарина Леонтьевна.

Дарина невольно почувствовала благодарность к свекрови за то, что с первых дней представила ее слугам как хозяйку, которую они должны слушаться. Немногословная и строгая с виду Ксения порой казалась Дарине неприступной, и девушка робела перед ней; но иногда в дымчато-серых глазах свекрови сквозила затаенная доброта, и Дарина вдруг начинала испытывать к ней доверие.

После гибели младшего сына Ксения не принимала в своем доме гостей, но Дарине не запрещала видеться с матерью, и поездки в родной дом стали для девушки облегчением и отрадой в ее мрачной жизни. Ольга поила дочь целебными отварами, приготовленными Катериной и Ефросиньей, и советовала ей объявить о беременности, когда минет месяц со дня ее злополучной свадьбы.

Но месяц не миновал, как боярыня Ксения отправилась на богомолье в те места, куда так и не доехал Антон с Мартыном и Зиновием. Перед отъездом она передала ключи от кладовых и комор своей юной невестке и велела ей быть полной хозяйкой в ее отсутствие. Помогать же молодой и неопытной боярыне должна была Фотиния — суетливая баба лет шестидесяти, занимавшая в доме положение не то ключницы, не то приживалки.

На другой же день после отъезда свекрови Дарина одна отправилась навестить Ольгу. При Ксении она не осмеливалась отказаться от сопровождения слуг, теперь же почувствовала себя более свободной и даже решила проделать свой недалекий путь верхом на одной из тех немногих лошадей, что остались в боярской конюшне после отъезда Карпа со товарищи.