— Что же, доченька моя, что же ты молчишь? Почему не радуешься, почему не хочешь поесть и попить с дороги?

— Мама, мама, ничего я не хочу, и кусок мне в горло не лезет, — шептала Дарина. — Свет не мил, как вспомню о том, что со мною случилось…

— А ты расскажи матери, излей свою душу. — Ольга села рядом с дочерью и обняла ее за плечи. — Я все пойму и смогу тебя утешить.

— Мама… этот боярин Карп — страшный человек, еще страшней, чем мы думали. Я боюсь, я не хочу за него!

— Карп надругался над тобой? — спросила Ольга дрогнувшим голосом.

— Нет. Ни он, ни другие. Этого, слава Богу, не случилось. Но я…

— Что ты? — насторожилась Ольга, не сводя с дочери тревожного взгляда.

Дарина, уже собиравшаяся рассказать матери всю правду об Антоне и о Карпе, вдруг снова вспомнила об угрозах боярина и замолчала.

— Ну, говори же, доченька, не томи! — поторопила ее Ольга.

— Мама, я так измучилась за эти дни… А боярин Карп смог меня выручить потому, что он… — Дарина наклонилась к самому уху матери, — он водит дружбу с разбойниками, которые крадут людей.

— Я это знаю, доченька, знаю, — сказала мать, поглаживая девушку по голове. — Но мы с тобой так просто ему не сдадимся. У нас еще есть время, чтобы послать гонца с жалобой на боярина. Князь Даниил защитит нас.

— Дай-то Бог, — вздохнула Дарина и, закрыв лицо руками, покачала головой из стороны в сторону. — Простить себе не могу, что в тот злосчастный день пошла на свидание с Назаром.

— И я себе не могу простить, что отпустила тебя из дому, — нахмурилась Ольга. — А еще моя вина в том, что вовремя не отдала тебе кольцо-оберег.

— Какое кольцо? — Девушка посмотрела на мать широко открытыми удивленными глазами. — Ты раньше о нем не говорила.

— Вот оно. — Ольга протянула на ладони давнишний подарок Елены. — Его дала мне моя крестная, когда умирала. Тебе в ту пору было несколько месяцев. Мы бежали из Киева, осажденного монголами. По дороге крестная заболела и перед смертью рассказала мне историю этого кольца. Видишь на нем латинскую надпись? Она гласит: «Пока дышу — надеюсь». Елена завещала мне всегда носить это кольцо при себе, а когда ты вырастешь, отдать его тебе. Если бы оберег был в тот день с тобой, — может, и не случилось бы худого. Возьми это кольцо, доченька, оно будет тебя оберегать и давать надежду даже в самый трудный час.

— А как оно попало к твоей крестной? — Дарина внимательно рассмотрела перстень со светло-фиолетовым камешком и загадочной надписью. — Расскажи, мама, я хочу это знать.

— Обязательно расскажу. А ты слушай, запоминай и учись быть сильной в минуты бедствий.

Ольга во всех подробностях повторила дочери рассказ Елены. Дарина слушала, не отвлекаясь, и все запомнила слово в слово.

Мать и дочь напрасно надеялись на помощь князя Даниила: посланный ими гонец с письмом был перехвачен людьми Карпа. Ольга и Дарина поняли, что находятся в осаде.

Вначале у Дарины теплилась тайная надежда на помощь Назара, который мог бы поднять крестьян, знающих о злодействах Карпа, и повести их если не на битву с боярином, так хотя бы в княжий град за помощью. Но потом до нее дошли слухи, что молодой охотник, пристыженный неудачами в поисках похитителей, отправился куда-то на промысел и вряд ли скоро вернется. Боярышня только вздохнула и подумала, что, как видно, не много значила для парня, который так быстро смирился с ее исчезновением.

Надежды на спасение не было, день свадьбы неумолимо приближался, а Дарина все еще не могла решиться рассказать матери всю правду о своих злоключениях. Вначале ее останавливал страх перед боярином и его тайными доносчиками, которые могли проникнуть в дом Колывановских. Потом Дарина перестала подозревать своих слуг, но молчала уже по другой причине: девушка видела, что мать очень больна, угасает с каждым днем и любые печальные или страшные известия еще больше ее надломят.

Порой Дарине становилось нестерпимо тяжело оттого, что только она одна знает правду о похищении и убийстве Антона. Для всех же остальных жителей поместья и окрестных сел у Карпа был готов лживый рассказ, который он придумал еще в дороге и приказал боярышне его подтвердить.

Дарина, не желая повторять ложь, на все расспросы о гибели Антона отвечала лишь одно: «Я ничего не видела, потому что лежала без чувств».

Когда убитая горем боярыня Ксения приехала в сопровождении Карпа в дом Ольги и стала расспрашивать Дарину о последних днях жизни Антона, девушка не смогла сказать несчастной матери правду, но не смогла и солгать. Опустив глаза под пристальным взглядом Карпа, боярышня вновь и вновь твердила, что ничего не видела и ничего не помнит.

Но чем ближе был день свадьбы, тем нестерпимей становилось для Дарины ее вынужденное молчание. Девушка металась и чувствовала, что с ней что-то неладно, и это неладное кроется внутри ее тела. Однажды приступ тошноты застал ее прямо в саду, и она, схватившись за дерево, едва удержалась от рвоты и обморока. Сорвав с ветки яблоко, Дарина впилась зубами в его сочную, кисловатую мякоть и, быстро утолив странный голод, почувствовала, как тошнота отступает. И тут она вдруг вспомнила, что у нее уже давно не было месячных. Девушка вся похолодела, ибо, несмотря на неопытность, знала по рассказам женщин о признаках беременности.

«Господи, какой ужас!.. Я жду ребенка от Антона, а выхожу замуж за его брата-убийцу!» — пронеслось у нее в голове.

Теперь страшная тайна стала для Дарины невыносимым грузом. Чувствуя, что умрет, если не откроется матери, девушка вечером того же дня уединилась с Ольгой в ее комнате и шепотом поведала ей всю правду о себе, Антоне и Карпе.

Когда мать побледнела и схватилась за сердце, Дарина пожалела о своей откровенности и принялась со слезами обнимать, целовать Ольгу и просить у нее прощения.

Овладев собой, боярыня глубоко вздохнула и, погладив дочь по голове, прошептала:

— Бедное дитя мое, тебе не за что просить прощения, ты ни в чем не виновата. Это моя вина, что не смогла тебя уберечь. Но я помогу тебе справиться с бедой.

— Мамочка, такты меня не осуждаешь? — Дарина с благодарностью заглянула Ольге в глаза. — Ты ведь понимаешь, почему я отдалась Антону? Я не хотела, чтобы мою чистоту растоптал какой-нибудь злодей, торгующий людьми. Я поклялась сама себе, что первым мужчиной у меня будет честный человек, добрый христианин. Конечно, если бы я знала, что мне удастся избежать надругательства и вернуться домой чистой, я бы ни за что… — Дарина всхлипнула и спрятала голову на материнской груди.

— Я понимаю тебя, дочка, и ни словом не упрекну. Ты была в таком отчаянии, что не могла поступить иначе. Но… хочу тебя спросить об одном: ты любила этого Антона?

— Любила?.. — Дарина подняла на мать простодушный и чуть удивленный взгляд. — Я любила его как друга или брата, как доброго и благочестивого человека. Но как мужчину я его не могла любить, ведь он был почти монах.