— Форца был хороший?

— Форца был отличный.

— Тебе его жаль?

— Очень.

Матрац на кушетке толстый и мягкий, лежать на нем удобно и приятно. Кажется, что лежишь на облаке. Аромат тщательно подобранных благовоний нежно проникает в ноздри, а обволакивающий комнату полумрак не угрожающий, а… романтический. Во всяком случае, уродливое лицо ведьмы не кажется отталкивающим. Не кажется мерзким. Скорее — симпатичным.

Старая спорки наклонилась очень низко, но Галилей спокоен, он знает, что ведьме можно доверять. Он закрывает глаза и слышит полный сочувствия голос:

— Рогатый клещ — очень сильный Знак.

— Дерьмовый.

— Пожалуйста, не ругайся.

— Я ненавижу, — простонал Галилей. — Ты и представить себе не можешь, как я ненавижу ее Знаки.

— Ты справился. — Ведьма положила на лоб астролога ладонь. — Значит, ты силен.

— Да, я справился…

Галилей морщится и, кажется, вот-вот заплачет. Он больше не похож на вальяжного пьяницу, теперь видно, что Галилей давно и безнадежно болен.

Болен Пустотой.

Приходящие команде Знаки лишь отголоски того, что окружает цеппель во время перехода. Самые сильные, самые ублюдочные свои приветы Пустота в цеппель не пускает, внутри им тесно. Основная гадость бесится снаружи, и видят ее только астрологи, которые весь переход связаны с Пустотой астрингом. Видят неповоротливых «головастиков», тупо устремляющихся в погоню за юркими цеппелями, и «рогатых клещей», терпеливо поджидающих добычу у обжитых миров, видят «сучьи всполохи» и «челюсти», видят «улыбку странника» и «злобную путину», и многие другие знаки видят. Видят…

Чем лучше астролог видит, чем тоньше чувствует Пустоту, тем лучше он различает Знаки, способные угробить цеппель. Опытный офицер способен предугадать препятствие, почувствовав мельчайшие колебания Пустоты, задержать, а то и вовсе отменить переход. Тем он спасает жизнь команде, но вот цена, которую приходится платить, невероятно высока.

— Мы не виделись два года, Галилей. Я рада, что ты выжил.

— Ты не поверишь, ведьма, я тоже рад… Хоть рожа у тебя мерзкая, мне приятно ее видеть… Твои сестры молодцы… здорово меня латали… Здравствуй, ведьма…

Язык астролога заплетался, он стремительно проваливался в гипнотический сон.

— Здравствуй, Галилей, — улыбнулась спорки и попросила: — Расскажи, что ты видел в Пустоте за эти два года. Расскажи…

— Упустил, — пожаловался Слим, присаживаясь за столик. — Мы вели его к порту, но у самой границы Хусса толстый будто растворился. Хитрая сволочь.

Большой Флим покачал головой и хмыкнул:

— Мне говорили, что ИХ — молодец. Значит, так оно и есть.

Установить за деловым партнером слежку предложил Слим. Сказал, что деньги на кону большие и нужно разузнать о толстом побольше. Старик сына не поддержал, но и отговаривать не стал — пусть разузнает, если получится, информация лишней не бывает. А не получилось — и ладно, чего дергаться, если сделку гарантирует Умный Зум?

— Почему ты решил уехать? — негромко поинтересовался Слим.

А вот это уже плохой знак: повторный вопрос показывает, что сынуля не в восторге от происходящего и не удовлетворился уже данными объяснениями.

— Я хочу уехать с тобой, — так же тихо ответил Флим. — Я хочу, чтобы мы стали добропорядочными гражданами добропорядочного мира. Я хочу, чтобы ты женился и подарил мне внуков. Я хочу, чтобы у тебя был дом.

— А я этого хочу?

Молодость, молодость, молодость… Большой Флим взялся за стакан с бедовкой. Пить не хотелось, нужно было выиграть время.

Сынуля у босса получился на славу: послушный, умелый, в деле хваткий и в деле же — осторожный. Семейным бизнесом Слим не просто занимался — он им дышал. Силой своей наслаждался, но головы не терял. Умел быть и жестоким и просто жестким, людей берег, и те его уважали. Хороший получился сынуля. Жаль только, что жизни другой он для себя не представляет. Потому что молод еще, потому что нравится ему то, что он делает.

— Мы с тобой слишком известны, сын, — спокойно произнес Большой Флим. — С нами обязательно разберутся: или каторгу пожизненную выпишут, или кончат.

— Да с чего ты взял-то? Откуда такие мысли?

— Потому что я людей знаю, сын, — размеренно ответил старик. — Сейчас время лихое, Альбург вот-вот полыхнет так, что мало не покажется, но вечно он гореть не будет. Или Генрих себе власть вернет, или Нестор всю Заграту захапает, или же трудовики здесь республику замутят. Кто победит — не знаю, но рано или поздно порядок восстановится. А как проще всего народ, во время мятежа разгулявшийся, в стойло вернуть?

— Башку кому-нибудь срубить, — буркнул Слим.

— Верно, — подтвердил Большой Флим. — Сначала победитель врагов своих замочит, а потом — нас. Чтобы руку твердую показать. — Старый главарь отставил стакан. — Нужно уметь останавливаться, сын. Деньги мы с тобой заработали огромные, пора ими с умом распорядиться.

— Ну, да, — угрюмо согласился молодой бандит. — Пора…

* * *

Грохот, грохот, грохот…

Выстрел — это грохот.

Конечно, можно поспорить, можно сказать, что выстрел — это невероятно сложный процесс, занимающий несколько часов или доли секунды. Это проверка оружия и заряжение, это изготовка и выбор мишени, это прицеливание и плавное нажатие на спусковой крючок. Это правильное дыхание и твердая рука… И это грохот. Пьянящий гром, что издает несущая гибель пуля. Гром, гулко отдающийся в душе и сердце. Напоминающий тяжелые шаги самой Судьбы.

Выстрел — это грохот.

А пока выстрелов не было, Феликс Вебер наслаждался тишиной.

Он стоял посреди грязной мостовой заброшенного квартала Отлитого Хусса и ждал сигнала. Таковы были условия: ему завязывают глаза и вкладывают беруши, бамбини занимают позиции, после чего начинается игра. Один против четверых. Очередная тренировка.

Путь бамбальеро — постоянные тренировки, постоянное совершенствование. Хочешь стать бамбадао — отдыхай ровно столько, сколько нужно для восстановления, не больше. А все свободное время посвящай тренировкам или бою, иди по выбранному пути. Слушай грохот…

— Время, дядя Феликс.

Маленький Джо — беспризорник, прибившийся к бамбальеро вскоре после того, как появились они в Хуссе, снял с Вебера повязку и припустил к дому. Маленький Джо знал, что игра начнется после того, как Феликс сделает пять шагов, а Феликс не сделает их, пока он не укроется, но рисковать не хотел. Маленький Джо знал, во что играют бамбальеро.

Вебер вытащил и положил в карман беруши, снял с плеча «Вышибалу» и оглядел тянущиеся вдоль улицы дома. Обветшалые трехэтажные здания, окна которых давным-давно позабыли, что такое стекло. Кучи мусора, сломанная, лишенная колес повозка у покосившегося фонаря, черные кострища, а рядом с ними — остатки разбитых ящиков. Улица ничем не отличалась от остальных помоек Отлитого Хусса, и было странно, что обитатели ее покинули. Чем же она им не приглянулась?