Токио

8 сентября

Эйдзи Миякэ,

я жена твоего отца. Его первая, настоящая, единственная жена. Итак. Мой информатор в «Осуги и Босуги» сообщил мне, что ты пытаешься связаться с моим мужем. Да как ты смеешь? Неужели ты воспитан столь примитивно, что тебе неведомо слово стыд? Но так или иначе, я подозревала, что такой день придет. Итак, ты узнал о том, что твой отец занимает влиятельный пост, и рассчитываешь на легкую поживу. Шантаж – это скверное слово, придуманное скверными людьми. Но для шантажа необходимы смелость и податливые жертвы. У тебя нет ни того, ни другого. По-видимому, ты считаешь себя умником, но в Токио ты – всего лишь алчный деревенский мальчишка, и единственное, в чем ты хоть что-нибудь смыслишь,– это навоз. Я твердо намерена защитить своих дочерей и своего мужа. Мы уже заплатили достаточно, более чем достаточно, за то, что сделала твоя мать. Возможно, это ее совет? Она – пиявка. Ты – нарыв. Я хочу, чтобы ты понял элементарную вещь: если ты посмеешь попытаться причинить беспокойство моему мужу, показаться на глаза кому-нибудь из нашей семьи или попросить хоть иену, тогда, как и положено нарыву, ты будешь вскрыт.

Я поедаю свою лапшу. Дракон вертится вокруг земли, пытаясь поймать собственный хвост. Итак. В день своего совершеннолетия я получил подарочек в образе страдающей паранойей мачехи, которая любит подчеркивать, и по меньшей мере двух сводных сестер. К несчастью, само по себе это письмо не поможет мне найти отца – на нем нет ни подписи, ни адреса, оно отправлено из северного округа Токио, что сужает круг поиска примерно до трех миллионов человек, при условии, что было написано там. Моя мачеха не дура. Ее ненависть ко мне – это еще одно препятствие. С другой стороны, чтобы оттолкнуть меня, До меня нужно дотронуться. К тому же это письмо написал не отец – так что, в худшем случае, он все еще не уверен, стоит ли встречаться со мной. В лучшем же – это означает, что ему до сих пор неизвестно, что я пытаюсь его найти. И в эту самую секунду я понимаю, что на мне нет бейсболки. Это – наихудший из всех возможных подарков. Бейсболку мне подарила Андзю. Начинаю вспоминать – в игровом центре она была еще у меня. Выхожу на улицу и прокладываю дорогу обратно сквозь потоки искателей развлечений.

«Зэке Омега и луна красной чумы» не нашли нового клиента, но бейсболка исчезла. Я обыскиваю взглядом ряды студентов, тузящих потомство «Уличного бойца», толпу детворы вокруг «2084»; кабинки с девчонками, цифрующими свои фото под лица знаменитостей; аллеи служащих, играющих в маджонг с видеостриптизершами. Странно. Эти люди, подобно моей матери, платят психоаналитикам и лежат в клиниках, чтобы вернуться к реальности,– и эти же люди, подобно мне, платят «Сони» и «Сега», чтобы вернуться в виртуальный мир. В типе с отвисшим подбородком, по тому, как он барабанит по клавишам, я узнаю смотрителя. Приходится кричать ему в ухо. Оно пахнет серой.

– Вам не отдавали кепку?

– Че?

– Я оставил здесь бейсболку, полчаса назад.

– Зачем?

– Забыл!

«Пожалуйста, подождите – совершается транзакция».

– Забыл, зачем оставил?

– Ладно, неважно.

Я вспоминаю о своем зрителе. «Наверху, в бильярдном зале» – так он сказал. Отыскиваю заднюю лестницу и поднимаюсь. Наверху – подводная тишина и подводный же полумрак. Три ряда столов, покрытых сукном цвета морской волны, по шесть в каждом ряду. Я вижу его в дальнем углу, он играет в одиночку, и на голове у него моя бейсболка. Его хвост продет в отверстие над ремешком застежки. Он загоняет шар в лузу, поднимает глаза и жестом приглашает меня подойти.

– Я знал, что ты вернешься. Поэтому и не стал тебя догонять. Хочешь отыграть?

– Я предпочел бы, чтобы ты просто снял ее и отдал.

– И в чем же здесь интерес?

– Никакого интереса. Но это моя кепка.

Оценивающий взгляд.

– Верно.– Он с поклоном преподносит ее мне.– Без обид. Сегодня я сам не свой.

– Ничего. Спасибо, что спас мою кепку.

– Он улыбается честной улыбкой:

– Пожалуйста.

– Мой шаг:

– Итак, э-э, насколько она теперь опаздывает?

– А когда «опоздать» переходит в «кинуть»?

– Не знаю. Часа через полтора?

– Тогда эта стерва меня форменным образом кинула. А мне пришлось заплатить за этот стол до десяти.– Он тычет кием.– Разыграем несколько рамок, если ты не занят.

– Я не занят. Но у меня нет ни гроша, чтобы поставить на кон.

– Сигарету за партию ты можешь себе позволить?

Я в какой-то мере польщен, что он принимает меня настолько всерьез, что предлагает сыграть с ним в пул. Все, чем я располагал по части компании, с тех пор как приехал в Токио, были Кошка, Таракан и Суга.

– Конечно.

Юдзу Даймон – студент последнего курса юридического факультета, уроженец Токио и лучший игрок в пул, какого я когда-либо встречал. Он в самом деле великолепен. На прошлой неделе я посмотрел «Игрока в бильярд»[51]. Даймон мог бы разделать героя Пола Ньюмена под орех. Из вежливости он позволяет мне выиграть пару партии, но к десяти часам выигрывает семь следующих подчистую, отточенным стилем, с разворотами на 1800 и ударами с наскока. Мы сдаем кии и садимся выкурить свои трофеи. Моя пластмассовая зажигалка сдохла: огонек пламени со щелчком вылетает из-под большого пальца Даймона. Красивая вещь.

– Платина,– говорит Даймон.

– Должно быть, стоит целое состояние.

– Мне ее подарили на двадцать лет. Тебе надо больше тренироваться.– Даймон кивает в сторону стола.– У тебя меткий глаз.

– Ты говоришь, как мой школьный учитель физкультуры.

– Брось. Послушай, Миякэ, я решил, что суббота обязана компенсировать мне этот облом. Что скажешь, если мы пойдем в бар и снимем девчонок?

– Э-э, спасибо. Я лучше пойду.

– Твоя подружка никогда не узнает об этом. Токио слишком велик.

– Да нет, дело совсем не в…

– Значит, женщина тебя сейчас не ждет?

– Не то чтобы на самом деле, нет, но…

– Не хочешь же ты сказать, что ты – голубой?

– Насколько я знаю, нет, но…

– Тогда ты дал обет воздержания? Ты член какой-нибудь религиозной секты?

Я показываю ему содержимое своего бумажника.

– Ну и что? Я предлагаю оплатить все расходы.

– Я не могу принимать от тебя подачки. Ты и так уже заплатил за стол.

– Ты не будешь принимать от меня подачки. Я же говорил тебе, что собираюсь стать адвокатом. Адвокаты никогда не тратят собственных денег. У моего отца есть счет на представительские расходы, на котором лежит четверть миллиона иен, которые нужно истратить, или бюджет его департамента будет подвергнут пересмотру. Так что, видишь, отказываясь, ты ставишь нашу семью в трудное положение.