– Береги ее! – сказала Харука немного таинственно.

– Думаю, уж в храме-то она будет в безопасности.

Фиона открыла дверь, и в дом ворвалось солнце, окрасив ее волосы в тот самый оттенок полированного золота, который он только что себе представлял. Пораженный цветом, он остановился и в несвойственной ему манере чуть было не попросил ее расплести косу, чтобы волосы струились по плечам. В этот момент она оглянулась – его будто ударили под дых: лик невинной богини, обрамленной золотым ореолом… Впервые за очень долгое время он почувствовал жгучую потребность сделать снимок. Запечатлеть мгновение почти невозможно, учитывая, что позади Фионы яркое солнце, но его мозг уже упорно работал над тем, как добиться нужного кадра.

– Гейб? – Фиона пристально смотрела на него. – Ты в порядке?

– В порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядел будто… – она пожала плечами, а затем неожиданно дерзко ему улыбнулась, – витал где-то с феями. Если такие создания вообще существуют в мире Гейба Бернетта. Думаю, что феи – слишком прозаично.

«Витал где-то с феями звучит лучше, чем стоял ошеломленный», – размышлял он, следуя за ней вниз по лестнице. Теперь, когда он ее вспомнил, к нему стали возвращаться картинки из прошлого. Как он был очарован ее волосами и этими яркими, вопрошающими голубыми глазами…

– А что ты знаешь о храме Мэйдзи? – спросил он, мысленно заталкивая эти картинки обратно в коробку, что с пометкой «Было давным-давно».

– Практически ничего, но у меня есть вот это, – она помахала путеводителем. – Прочитаю в поезде.

– Или я могу немного рассказать по дороге. До главных ворот нужно идти через парк Йоёги довольно долго, и день такой чудесный – стыдно не воспользоваться им по максимуму!

Он рассмеялся, увидев, с каким подозрением она на него посмотрела.

– Кто ты такой и что ты сделал с капризным Гейбом Бернеттом?!

– Скажем так, мое настроение улучшилось благодаря яркому солнцу. И я понял, что был неправ. – Ее самодовольная улыбка почти соперничала с улыбкой Харуки. – И меня застращала Харука.

– Ой, вот не надо… Она души в тебе не чает!

– Это взаимно. Она очень хороший друг…

– Она прелестна!

– Хм… не уверен, что «прелестна» – подходящее слово… В этой бархатной перчатке железный кулак. Ты же знаешь…

– Я догадывалась, но у нее очень доброе сердце.

– Так и есть. А еще она очень хитрая деловая женщина. Хотя и не такая проницательная, как Сэцуко; та лиса среди кур. Опасайся ее!

– Сэцуко?! – Фиона недоверчиво рассмеялась.

– Только не говори, что я тебя не предупреждал. В сравнении с ней Алан Шугар[8] просто котеночек.

Фиона закатила глаза.

– Ой, ну как знаешь! Итак, ты собираешься слушать меня или нет? Я могу рассказать об этом храме, потому что давным-давно у меня там была двухдневная съемка, если быть точным, то для Burberry… тогда в моей жизни было что-то вроде периода Дэвида Бейли…[9] Так вот меня сопровождала очень болтливая японская пиарщица, и она упорно заставляла меня узнавать все об этом месте. Кое-что запомнилось. На самом деле это довольно любопытно.

– Довольно любопытно, – передразнила его Фиона. – Теперь ты мне его пытаешься продать…

На мгновение он замолчал, вспоминая, как первый раз увидел храм и как его поразили огромные деревянные тории, главные ворота. Грандиозное сооружение, которое производит неизгладимое впечатление своей простой красотой. Надо же, он и забыл это приятное чувство инаковости, когда находишься в месте, сильно отличающемся от дома. На него вдруг нахлынули чувства, хотя он давно считал себя пустым внутри. Он вспомнил, как это волшебно: увидеть что-то в самый первый раз… Когда он стал таким пресыщенным?

– Знаешь… думаю, я позволю тебе увидеть все самой.

Его захлестнула волна восторга, и внезапно он ощутил себя на десять лет моложе – вспомнил то еле уловимое чувство, которое всегда появляется, когда вот-вот сделаешь потрясающий снимок и веришь в то, что эта возможность ждет буквально за углом.

Даже вздрогнув от неожиданности, он осознал, что уловил зародыш ее идеи – фотографии туристов, осматривающих достопримечательности, но ему была интересна ее реакция. Вчера он вопреки желанию был впечатлен ее идеями для выставки: не был уверен, что они оригинальны, просто все очень сильно зависело от их интерпретации. Она разумно рассказала о том, как воплотить их в жизнь. Пока она говорила, он засмотрелся на ее изящные руки: эти длинные, тонкие пальцы, которые постоянно двигались, порхали словно бабочки… У нее была привычка задирать подбородок, будто она бросала вызов всему миру. Этим движением она открывала свою длинную гладкую шею… Нет, и вовсе он не думал о ее бледной коже или нежном персиковом румянце на щеках, которые в лучах утреннего солнца казались сияющими и свежими, как роса. «Это во мне говорит фотограф-портретист», – заверил он себя.

Взглянув еще раз, он мысленно представил ее лицо в кадре; из нее получился бы хороший объект для съемки, если она не будет знать о камере. Эта ее застенчивость, которую он заметил, когда впервые увидел в аэропорту. Эта черта вызвала у него интерес, и тогда он даже было подумал ее сфотографировать. Но нет… Он больше не искал новую модель или музу. Ничего подобного… Просто выполнял ту работу, о которой его просили. Зарабатывал большие деньги. Спасибо репутации! Сейчас он просто действовал по накатанной, и если кто-то об этом и догадывался, то вежливость не позволяла ему об этом открыто сказать. Зачем пытаться прыгнуть выше головы…

Они шли по густо заросшему парку в тишине, сопровождаемые трелями птиц и тяжелым ароматом деревьев. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, оставляя замысловатые пятнистые узоры на широких дорожках.

– Здесь так спокойно, – наконец сказала Фиона. – Чувствую одухотворенность.

– Подожди, когда дойдем до храма. Он был установлен как памятник императору Мэйдзи, который умер в 1912 году.

– Значит, он не такой уж древний?

– Совсем не древний. Его разрушили во время воздушных налетов во Вторую мировую войну, но полностью восстановили в 1958 году.

Они шли по тропинке, что петляла между деревьями, а потом, как раз перед поворотом, за которым открывался вид на тории, Гейб остановился и успел достать камеру.

– Ого… – сказала Фиона, когда увидела огромные деревянные стойки, на которых держались перекладины. На ее лице отразилось искреннее удивление. Нажатием кнопки он смог запечатлеть блеск в ее глазах и губы, идеально сложившиеся в букву «о».

– Тории – это врата, отмечающие переход из обыденного мира в священный, – объяснил он и стал наблюдать, как она обдумывает эту информацию с нежной улыбкой на губах. Он обратил внимание, что рот у нее немного