— вполне серьезно сказал Борт, — когда думаю о всех тех шансах, которые мы упустили. Взять хотя бы события тридцатилетней давности, когда Хардин спас нашу планету от Анакреона… В те времена анакреонцы еще не понимали, что Империя разваливается. После восстания на Зеоне они занимались, в основном, своими делами. Но даже после того, как все каналы связи были оборваны, и этот пират, дед нынешнего Леопольда, провозгласил себя королем, они все еще не поняли, что Империи приходит конец.

Если бы тогда Император, набравшись храбрости, рискнул начать военные действия, он вернул бы себе все, что потерял, с помощью двух крейсеров и внутреннего восстания, которое наверняка бы вспыхнуло. И мы, мы могли сделать то же самое! Но вместо этого Хардину зачем-то понадобилось насаждать поклонение монарху. Одного не пойму — зачем?!

— А что творит Верисов? В свое время он был сторонником активных действий. Что он себе думает? Он что, ослеп? — неожиданно вступил в разговор Хаим Оурси.

— Не знаю, — сухо ответил Борт. — Для анакреонцев он — Верховный жрец. Но, насколько я знаю, он выступает всего лишь в роли консультанта жрецов по техническим вопросам. Он — только фасад, чтоб ему пусто было, фасад!

Наступило молчание. Все сидевшие за столом теперь смотрели на Сермака. Молодой лидер партии нервно грыз ногти. Наконец он решительно произнес:

— Плохо. Но я чувствую — здесь что-то не так! — и добавил еще энергичнее. — Неужели Хардин настолько глуп?

— Похоже на то, — отозвался Борт, пожав плечами.

— Никогда не поверю! Что-то тут не так. Нужно быть абсолютным идиотом, чтобы так планомерно и настойчиво резать собственное горло. Даже если бы Хардин был дураком, он не мог бы быть настолько глупым — а я его дураком не считаю. С одной стороны, он насадил религию, которая исключает саму возможность внутренних волнений и мятежей. С другой — предоставил Анакреону огромное количество самого разнообразного оружия. Не понимаю.

— Согласен, это дело действительно довольно темное. — признался Борт, — но факты налицо. Какой вывод отсюда следует?

— Государственная измена, — резко сказал Вальто, — он просто продался Анакреону.

Но Сермак нетерпеливо мотнул головой.

— С этим я тоже не могу согласиться. Какая-то безумная, бессмысленная история!.. Скажите, Борт, вы слышали что-нибудь о крейсере, который Фонд обязался привести в порядок и передать в распоряжение анакреонского флота?

— Крейсер?

— Старый имперский крейсер…

— Нет, я не слышал об этом. Но это еще ни о чем не говорит. Их космические верфи — религиозные святыни, и простым смертным туда не пробраться. Об их флоте просто нет никакой информации.

— Но кое-какие слухи все же просочились. Несколько членов нашей партии подняли этот вопрос в Совете. И, представьте себе, Хардин не стал ничего отрицать. Его представитель осудил распространителей слухов — и все. А это не может не навести на размышления.

— Все это только подтверждает остальное, — заметил Борт. — Если и это правда — значит, все просто сошли с ума. Такое предположение выглядит ничуть не хуже всех остальных.

— Я полагаю, — снова вступил в разговор Оурси, — что у Хардина нет в запасе какого-нибудь секретного оружия, с помощью которого мы могли бы…

— Ну да, — ядовито перебил его Сермак, — какой-нибудь чертик, который в психологически подходящий момент выскочит из шкатулки и перепугает Виениса до смерти. Уж лучше Фонду самому себя взорвать, чтобы избавиться от агонии ожидания, чем полагаться на секретное оружие Хардина.

— Так вот, — поспешил Оурси сменить тему, — вопрос заключается в следующем: сколько у нас осталось времени? Отвечайте же, Борт!

— Согласен, это сейчас главный вопрос, но только не надо так на меня смотреть. Я не знаю. В анакреонской прессе Фонд вообще никогда не упоминается. Сейчас она в основном кричит о предстоящих торжествах — и больше ничего. Как вам известно, на следующей неделе Леопольд будет праздновать свое совершеннолетие.

— Тогда у нас еще есть несколько месяцев, — Докор Вальто улыбнулся, впервые за весь вечер. — За это время мы можем…

— Да ни черта мы не сможем! — нетерпеливо оборвал его Борт. — Я же говорю вам, что король для них — бог. Нет у нас никакого времени! Вы думаете, королю сначала нужно развернуть пропагандистскую кампанию, чтобы поднять боевой дух своих подданных? Обвинить нас в агрессии, накалить обстановку? Когда он решит, что время для удара настало, то просто отдаст приказ, и его подданные ринутся в бой. Все предельно просто. Это невероятная система. Божеству вопросов не задают. Так что приказать он может хоть завтра, насколько я понимаю. А вам останется только делать из его приказа самокрутки и покуривать.

Тут все заговорили одновременно. Сермак колотил по столу, требуя тишины. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату влетел Леви Нораст. С его пальто осыпался снег.

— Вы только взгляните! — крикнул он, швыряя на стол припорошенную снегом газету. — И видеовещание тоже трубит об этом!

Газету развернули, и над ней склонились пять голов.

— Великий Космос, он летит на Анакреон! Летит на Анакреон… — тихо пробормотал Сеф Сермак.

— Измена! — завопил Таркей в приливе волнения. — Черт побери, Вальто был прав! Он продал нас и теперь летит на Анакреон получать свои сребреники!

Сермак встал.

— Теперь у нас больше не осталось выбора. Завтра же я потребую, чтобы Совет выразил недоверие Хардину. А если это не пройдет…

5

Снег перестал идти, но всюду он уже лежал толстым слоем, и поэтому низко посаженный плоский наземный автомобиль с трудам пробирался по пустынным улицам. Тусклый серый отблеск нарождающегося рассвета был холодным не только в поэтическом, но и в самом прямом смысле, так что даже в этот переломный момент истории Фонда ни сторонники Партии действия, ни приверженцы Хардина не были до такой степени разгорячены, чтобы начать свою деятельность в такую рань.

Иоган Ли был недоволен и ворчал все громче.

— Это будет плохо выглядеть, Хардин. Они будут кричать, что вы просто удрали.

— Пусть кричат, что угодно. Мне необходимо добраться до Анакреона, и я хотел бы сделать это без лишних осложнений. Так что давайте закончим этот разговор, Ли.

Сэлвор Хардин откинулся на мягкую спинку сиденья и слегка поежился. В хорошо обогреваемой машине было тепло, но в заснеженном мире за стеклом было что-то