шавку на землю и дав ей пинка; та предпочла остаться возле теплой банки и, выполняя свой долг, ощерилась на незнакомцев гнилыми зубами.

— Спокойствие, лейтенант. Тише, господин заправщик. Мы не бандиты и не подозрительные элементы. Если вы позволите нам приблизиться к этому благословенному источнику тепла, дабы согреть наши губы, то мы сможем поведать вам о нашей необычной миссии.

Пока путешественники, подобравшись к огню, грели спины, заправщик достал кусок пакли и заткнул себе нос. Военный неопределенно-элегантным жестом зажал двумя пальцами маринованный огурец и, не забыв отставить мизинец, принялся нюхать уксус, чтобы не ощущать рыбной вони.

Виньяс кашлянул.

— Досточтимые представители Власти и Бизнеса, вам следует знать, что Кобкекура — селение, хотя и скромное с виду, но отмеченное вниманием самой Судьбы, место пересечения Материи и Духа, невралгический центр мира.

Пеликан открыл рот; морщина перерезала его зоб. Никто раньше к нему так не обращался; слова явно были преисполнены глубочайшего смысла. Карабинер сделал умное лицо и выговорил:

— А нельзя чуть понятнее?

— Сеньоры! Здесь, в Кобкекуре, может решиться вопрос о будущем человечества! Не случайно вы играете в шашки — это занятие глубоко символично. Герменевтика черного и белого, света и тьмы, застывшая цивилизация против динамичного индивидуума, императорский центурион, атакующий милосердного пеликана, святую птицу Христову..

Заправщик уловил намек на свой зоб и, рассерженный, снова пнул собаку.

— Полегче тут. Будете смеяться надо мной, напущу на вас зверюгу!

Зверюга снова слегка ощерилась, продемонстрировав зеленую дыру на месте левого клыка.

— Сеньор, как вы можете? Это не насмешка, но экзегесис! Толкование происходящего! Буду краток. Видите это? (Тут Виньяс поднял два кулака, прижатые друг к другу). Это — тайный знак ОБЭПа, Общества экзотических приключений, крупной организации, ставящей целью наградить своих клиентов жизненным опытом, порой связанным с риском — нельзя влезть на елку и не уколоться, — чтобы они могли исследовать сундук с сокровищами, имя которому — планета Земля. Мы — рекламные агенты общества и выполняем испытательную программу: нас высадили на крайнем севере, в наихудших условиях, в неизвестной точке, называемой Кобкекура, покрытых с ног до головы китовым жиром, в напоминание о странствиях Ионы, с десятипесовой банкнотой, десять, союз одного и нуля, который, если оставить в стороне чисто порнографические ассоциации — так легко соотнести их с палкой и дыркой, ведь правда? — символизирует вечное сражение Бытия и Ничто, с целью, установив сотрудничество с представителями власти, указать им точное место, где ОБЭП откроет свою образцовую, служащую примером всему остальному миру, фабрику по производству искусственного угля. Сырье для фабрики — насколько мы знаем от наших археосейсмологов — как раз изобилует в Кобкекуре и ее окрестностях, и буквально из крупицы этого сырья можно получить много килограммов конечного продукта…

Пеликан почесал свой зоб. Он начал кое-что понимать. Эти двое собираются построить фабрику. Последовал вопрос:

— А что это за сырье, уважаемый сеньор?

Вальдивия поглядел в тревоге на Виньяса — как-то он вывернется? — но тот, не моргнув глазом, выдал с циничной ноткой в голосе:

— Алмазы! Мы будем получать уголь из алмазов! В Кобке-куре — одно из крупнейших месторождений! Бразилия и Южная Африка далеко позади!

Видя расширенные от жадности глаза пеликана, дон Непомусено зевнул.

— Нам пришлось сделать немалое усилие. Мы шли двадцать километров от вертолета и теперь желали бы найти место в гостинице, включая завтрак, но при этом не превысить имеющейся у нас суммы. Завтра утром мы от имени ОБЭПа безотлагательно покажем вам месторождение.

— В поселке есть гостиница «Отрубленная голова». Там только один номер для шоферов, но, если сеньоры не обидятся, мы можем отвести их туда.

Президент и секретарь Поэтической Ассоциации последовали за пеликаном и карабинером по грязной улице поселка, усыпанной блестками инея, держась от своих вожатых на почтительном расстоянии, чтобы не оскорблять их вонью. Наконец, все четверо оказались перед бетонным зданием, больше напоминавшим скотный двор, судя по дружному свиному хрюканью. Навозные испарения, шедшие из забранных брусьями окошек, заглушили рыбный запах. Вывеска над зданием, явно выполненная рукой индейца, гласила: «ГОСТИНИТСА ОТРУБЛЕНАR ГОЛЛОВА».

Карабинер постучал прикладом в дверь. За окнами замерцало пламя свечи, ржавая железная дверь заскрипела и отворилась. Страх объял Непомусено и хромца, который сел на землю, крестясь во имя красного, белого и святого рома: в дверном проеме показался силуэт безголового человека!

Пеликан, видя, что гости в ужасе, разразился хохотом, из-за его анатомических особенностей похожим на собачий лай:

— Не обмочитесь со страху… Это дурачок Чоче. Он застегивает воротник у себя над макушкой, потому что думает, будто у него нет головы.

И пока Виньяс с Вальдивией осваивались в комнате, где имелась охапка соломы вместо постели и банка из-под галет вместо умывальника, — правда, над ней висел осколок зеркала- солдат поведал о том, отчего кошмар день и ночь преследует Чоче.

Отец деревенского дурачка четырнадцать лет проработал в ветеринарной лечебнице, кастрируя псов, и продавал собачьи яйца доктору Полякову, который бился над созданием средства от импотенции. Скопив таким образом капиталец, он решил вернуться с женой и сыном в родной поселок, чтобы открыть здесь гостиницу в видах развития туризма. На пути в Кобкекуру, утомившись от вагонной жары и духоты, он открыл окно и высунул голову, желая глотнуть свежего воздуха. Так как в этот момент поезд проезжал по стальному мосту, то несчастному снесло голову под корень; пушечным ядром она пролетела назад, разбила окно другого купе — осколки стекла сделали одного пассажира навеки слепым, — ударила в челюсть некоего студента, выбив ему семь зубов, и наконец очутилась на коленях у монашки, немедленно сошедшей с ума. У сидевшей рядом беременной женщины тут же случился выкидыш, а монашка принялась подбрасывать голову, словно мячик. Безголовое тело, истекая кровью, повалилось прямо на Чоче. Поднялась всеобщая суматоха, кто-то потянул за ремень тормоза экстренной остановки. Поезд резко встал, объятые паникой пассажиры поспешили к выходу и насмерть затоптали мать Чоче. Вот так Чоче, всю жизнь хотевший «быть как папа», стал изображать безголового…

Ночь Виньяс с Вальдивией провели, дрожа от холода под дырявыми мешками. Блохи кусали их с головы до ног, в соседнем свинарнике кто-то закашлялся и изверг поток слизи так, что стены задрожали. Дон Непомусено, окрыленный мечтами о Нобелевской премии, попытался согреться, прижавшись к своему спутнику. Но это потребовало такой акробатики, что шейные позвонки Виньяса начали угрожающе трещать. В конце концов, он свернулся калачиком в ожидании прихода Морфея; тот не замедлил явиться, окруженный стаей клещей.

Прежде чем вернуться на заправку, пеликан досказал им историю Чоче.

Мальчика обнаружили в вагоне — он