ум (тупой). Можно быть многосторонним ученым (машиной для обучения других тому, чему когда-то научился сам) и в то же время очень ограниченным в отношении разумного применения своего исторического знания. Тот, кто при публичном изложении приобретенных им когда-то знаний обнаруживает рабское следование школе (следовательно, отсутствие свободы в своем мышлении), есть педант; впрочем, педантом может быть и ученый, и солдат, и даже придворный. Среди них ученый педант в сущности еще самый терпимый, так как от него все же можно чему-нибудь научиться; напротив, мелочность в соблюдении формы (педантизм) у придворных не только бесполезна, но вдобавок еще смешна ввиду той гордости, которая неизбежно присуща всякому педанту, – ведь это гордость невежды.

Но искусство или, скорее, умение говорить всегда в тоне данного общества и вообще показывать себя модным, особенно в области науки, ошибочно называется популярностью, хотя в сущности это только разряженная поверхностность и прикрывает некоторую скудость ограниченного ума. Но это искусство может сбить с толку только детей. «Твой барабан (говорит у Адиссона квакер офицеру, который болтал, сидя рядом с ним в карете) – вот твое подобие: он гремит потому, что пуст».

Чтобы судить о людях по их познавательной способности (по уму вообще), их делят на таких, за которыми следует признать здравый смысл (sensus соmmunis) – а это, конечно, не заурядный смысл (sensus vulgaris), – и на людей науки. Первые знают, когда применять правила (in concrete), вторые знают правила сами по себе и до их применения (in abstracto). Ум, который нужен для познавательной способности первого вида, называют здравым человеческим смыслом (bon sens); второго вида – светлой головой (ingenium perspicax). Примечательно, что первый ум, который обычно рассматривается лишь как практическая познавательная способность, представляют себе не только таким, который может обойтись без культуры, но и таким, которому культура даже вредна, если ею занимаются недостаточно; такой ум превозносят поэтому до небес и представляют его как скрытую в глубине души сокровищницу, и иногда изречения его как какого-то оракула (гения Сократа) считают более верными, чем все, что наука может предложить человеку. Во всяком случае несомненно, что если решение вопроса основывается на общих и прирожденных правилах рассудка (обладание которыми называется природным умом), то менее надежно искать научные и искусственно составленные принципы (школьное остроумие) и в соответствии с ними принимать решение, чем положиться на решение скрытых в тайниках души определяющих оснований суждения, которые в их совокупности можно назвать логическим тактом, когда размышление представляет предмет с различных сторон и делает правильный вывод, хотя акты, происходящие при этом в глубине души, не осознаются.

Но здравый смысл может доказать свое превосходство только в отношении предмета опыта: он не только благодаря опыту увеличивает познание, но и расширяет сам опыт, однако не в спекулятивном, а только в эмпирически-практическом отношении. Ведь в области спекуляции необходимы априорные научные принципы, а в сфере практического достаточно данных опыта, т. е. суждений, которые постоянно подтверждаются испытанием и результатами [его].

О чувственности в противоположность рассудку

§ 7. В отношении состояния представлений моя душа бывает или активной и обнаруживает способность (facultas), или пассивной и проявляется в восприимчивости (receptivitas). Познание объединяет в себе то и другое; и возможность иметь такое познание носит название познавательной способности, заимствуя его от важнейшей части познания, а именно от деятельности души по соединению представлений или обособлению их.

Представления, в отношении которых душа остается пассивной и которые, следовательно, оказывают воздействие на субъект (это воздействие может исходить или от самого субъекта, или от объекта), относятся к чувственным представлениям; а те, которые заключают в себе чистую деятельность (мышление), относятся к интеллектуальной познавательной способности. Первую называют также низшей, а вторую – высшей познавательной способностью. Первая имеет характер [25]пассивности внутреннего чувства ощущений, вторая – спонтанности апперцепции, т. е. чистого сознания деятельности, которая составляет мышление и относится к логике (системе правил рассудка), между тем как первая относится к психологии (совокупности всех внутренних восприятий под законами природы) и обосновывает внутренний опыт.

Примечание. Предмет представления, который заключает в себе лишь способ, каким он на меня воздействует, я могу познать только так, как он мне является; и всякий опыт (эмпирическое познание) – внутренний не в меньшей мере, чем внешний, – есть познание предметов только так, как они нам являются, а не так, как они существуют (рассматриваемые сами по себе). В самом деле, то, какого рода будет чувственное созерцание, за которым следует мысль об объекте (понятие о нем), зависит в этом случае не только от свойств объекта представления, но и от свойств субъекта и его восприимчивости. Формальное свойство этой восприимчивости в свою очередь не может быть заимствовано от [внешних] чувств, а (как созерцание) должно быть дано a priori, т. е. должно быть чувственным созерцанием, которое остается даже тогда, когда все эмпирическое (содержащее в себе ощущения [внешних] чувств) устранено; и это формальное в созерцании есть при внутреннем опыте время.

Так как опыт есть эмпирическое познание, а для познания (ввиду того что оно основывается на суждениях) необходимо размышление (reflexio), стало быть сознание, [т. е.] деятельность рассудка при соединении многообразного [содержания] представления по правилу единства этого многообразного, т. е. понятие и (отличное от созерцания) мышление вообще, – то сознание делится на дискурсивное (которое как логическое должно предшествовать, так как оно дает правило) и на интуитивное сознание; первое (чистая апперцепция своей душевной деятельности) есть простое сознание. Я рефлексии не заключает в себе ничего многообразного и во всех суждениях всегда одно и то же, так как оно только формальное в сознании. Наоборот, внутренний опыт есть материальное в сознании и заключает в себе многообразное [содержание] эмпирического внутреннего созерцания – Я-схватывания (следовательно, эмпирическую апперцепцию).

Правда, я как мыслящее существо и я как чувственное существо представляю собой один и тот же субъект; но как объект внутреннего эмпирического созерцания, т. е. поскольку на меня внутренне воздействуют во времени ощущения (в одно и то же время или друг за другом), я все же познаю себя только так, как я сам себе являюсь, а не как вещь в себе. Ведь это зависит от условия времени, которое не есть рассудочное понятие (стало быть, не есть чистая спонтанность), следовательно, от такого условия, в отношении которого моя способность представления пассивна (и относится к восприимчивости). Вот почему я через внутренний опыт всегда познаю себя только так, как я себе являюсь; часто это положение злонамеренно извращали так, будто оно говорит: мне только кажется (mihi videri), что я имею те или иные представления и ощущения, да и вообще, что я существую. Видимость (Schein) дает основание для