— крыша над головой, а значит снег и дождь настроения не испортят.

Мармеладов миновал ветчинный угол, облизываясь на копченые окорока, потом будку подметочных дел мастера, — его молоток издалека слышен, будто дятел по дереву стучит, — и вышел к галантерейщикам. Приметил со спины торговца, блестящего лысиной, подошел ближе — рассмотреть. Но уже по голосу понял, что ошибся. Такой сочный бас подделать невозможно, вон как раскатывает:

— Мыльный шар-р-р за пятак. Никто таких не предложит. Бер-р-ри!

И годами намного старше Ираклия будет. Рядом с ним переминался с ноги на ногу мужичок в сивом кожухе.

— Мне бы подешевше? Можно’ть?

— А то! Можно’ть и вовсе задарма.

— Эт как?

— Насыпь золы в чугунок, вскипяти с водой да в печи р-р-распарь.

— Не. Эт пусть деревенские щелоком моются.

— Вот и я говорю: бер-р-ри мыло Невского товарищества. Девять гер-р-рбов на одном куске оттиснуто! А стоит всего два алтына.

— Не. Я лучшей у Брокара огурца возьму.

— Не советую. Один пер-р-репутал и закусил таким огурчиком и пузыр-р-ри из ушей полезли. Насилу спасли!

Последние слова он кричал уже в сивую спину, раздраженно фыркая. Повернулся к соседу, пожилому купцу, сидящему среди отрезов с веселенькими ситцами.

— Пр-р-редставь, Нилыч, французик этот ломает всей Москве прибыток. Помнишь, он пару лет назад удумал — за целковый косметический набор отдавал? Помада-духи, мази всякие.

— Ну, дык. Очереди стояли ажно до биржи. Полицию три раза звали, ибо дрался народ за эти наборы.

— А теперь, сучий потр-р-рох, зверей из мыла нарезал. «Покупай собак, котов, любых цветов!» — передразнил он зазывалу. — И ещё огур-р-рцы зеленые продает, каждую пупырышку на них видно. А хуже всего то, что эта кр-р-расота стоит копейку!

— Копейку? — ахнул Нилыч. — Разорится же ж!

— Ох, если бы… Он этих копеечных мыл за год на мильен пр-р-родаст, — лысый заметил интерес в глазах прохожего и метнулся к прилавку. — Мыло чер-р-рное, из самого Петер-р-рбурга.

— А кокосового нету?

— Нету. Вот, Шуйское бер-р-ри! Самое отменное.

— Моя хозяйка кокосовое любит. Остальные, грит, противны-я.

— И этот к Брокару ушел, — посетовал купчина. — Да я и сам, пр-р-ризнаться, по пути домой загляну к супостату. Куплю для младшенькой зайца р-р-розового.

Сыщик зашагал дальше. Мимо длинного ряда, где продавали гармони.

— Черепашка! Самая мизерная! Легчайшая на вес. Убедись-ка, — юнец в нанковой тужурке спрятал инструментик в карман штанов. — Завсегда с собой носить удобно.

— Гармошка-сапожок, — кинулся наперерез широкомордый дядька. — Смотри, парень, красная. На свадьбе наяривать!

Тут он и впрямь сыграл что-то залихватское, а после притопнул ногой.

— Однорядка! Вологодская! — выкликал третий, не вставая с насиженного места. — За шесть с полтиной!

На второй этаж вела лестница, словно бы пережившая артобстрел. Только вместо ядер сюда целый день летели червивые яблоки, гнилые апельсины, битые яйца, квашеные помидоры, капустные листья и прочая ботва. Пахло здесь не так приятно, как у парфюмеров, все морщились и ускоряли шаг. Сыщик, зажимая нос, взбежал наверх и столкнулся с детиной в красном кафтане. Тот даже не заметил, продолжая скандалить:

— Это что? Граждане, родненькие, вы гляньте! Нет, вы гляньте, гляньте…

Люди боязливо вытягивали шеи, но подходить не отваживались. Верзила потрясал большой сырной головой, разрезанной пополам.

— Это, по-вашему, сыр? — спросил он Мармеладова, стоящего ближе всех.

— Сыр.

— Хороший, швейцарский, — поддакнул торговец, растирая покрасневшее ухо.

— Да какой же тут сыр? — изумился кафтан. — Сплошные дырки. Полпуда взял, а там целые пещеры выжраны. Мыши погрызли? Или сам исковырял?

Толпа замерла в сладко-трепетном предвкушении потасовки. Продавец, уже получивший затрещину, отодвинулся и спрятался за спину сыщика.

— Разве я за дырки платить должон?! А?

— Не должон! — зашумели зеваки.

— Слыхал, нехристь? Гроши верни! — амбал шмякнул оба сырных полукруга на прилавок. — Ну или того…

— Ч-чего?

— Сыру нормального дай.

— Эт можно-с! — воспрял духом бакалейщик.

— И чтоб никакой иностранщины!

— Извольте-с. Наш, костромской. Наиприятнейшего вам аппетиту!

Детина отломил изрядный кус от сырной головы, осмотрел пристально, понюхал, шевеля ноздрями, и остался доволен.

— Теперь в расчете!

Торгаш ухмыльнулся, радостно потирая руки. Швейцарский-то куда дороже отечественного, так что выгода на его стороне. А дырки можно в ресторацию продать, там орава посетителей сметет все, что подадут на стол, не моргнув глазом.

Сыщик добрел до центральной площадки второго этажа, расчищенной от торговых мест. Митя и доктор уже ждали его там.

— Мимо! — крикнул почтмейстер издалека.

— Похоже, затея с картой увела нас по ложному следу, — Мармеладов вытащил пистолет из шляпы, разрядил и спрятал в карман.

— От всей этой прогулки я весьма проголодался, — признался Вятцев. — Мы сегодня не обедали, а уже ужинать пора. Где же коробейники?

Он помахал рукой двум разносчикам, но те не спешили подходить, поглощенные беседой.

— А в Верхних рядах ценники придумали, — говорил тот, что с чубом.

— Это что же, как в пассаже? — его рябой коллега поправил петлю от лотка, чтоб не терла плечо. — Написана цифирь на бумажке и торговаться нельзя?

— Агась!

— Они разве немые? Или ленивые?

— Дураки оне набитые, вот что. Как можно не пособачиться за копейку?! Потом год приварку не видать!

Доктор, обиженный их невниманием, оборвал довольно грубо:

— Хорош трепаться! Почем изюм?

— По двадцати копеек фунт! — откликнулся чубатый.

— А по десять отдашь?

— По десять? А чего ж не отдать. Забирайте. Но только полфунта.

— Глядите, какой шутник выискался!

— За шутки денег не берем-с!

— А я калачи за бесценок уступлю, — неожиданно предложил рябой. — Только забирайте сразу все пять!

Почтмейстер удивился столь резкой перемене коммерческой тактики.

— Откуда такая щедрость?

— День на исходе. Вскорости нас сторожа начнут из рядов выгонять. А этот, с горбатым носом, такого страху на меня нагоняет. Прям жуть! В прошлом месяце он зыркнул на старика Горкина, а тот на следующий день помер. Уж лучше я заработаю чутка поменьше, но уберегусь от сглаза!

— Ну, не