вдох и замираю. Слова так и не выходят наружу, надёжно запертые внутри меня. Потому что я снова боюсь. Причём не только Стеллы и того, что она может испортить мне жизнь. Но особенно я боюсь того, что моё предположение может оказаться правдой. И что мне делать тогда?

– Извините, – бормочу, опуская глаза и чувствуя себя последней трусихой. Но задать вопрос так и не решаюсь.

Тужинская хмыкает и, развернувшись, идёт на кухню. А я смотрю ей вслед, и слова обжигают мне язык. Но я так и не решаюсь их произнести.

Оставшиеся два часа провожу как на иголках. Так и не могу принять какое-либо решение. Накручиваю себя безостановочно, пока не начинает болеть голова.

Уходя, уже в дверях сталкиваюсь с родителями Тужинских.

– Здравствуйте, – стараюсь проскочить быстрее и спешу к лифту. Сейчас я не способна о чём-то разговаривать с ними.

– Что-то она сегодня долго, – слышу задумчивое в спину. За этим следует вопрос: – Ты что, мыла окна, Юля?

Замираю на месте. Что же ответить? Что же ответить? Не могу же я признаться, что проспала сегодня. А Елена Дмитриевна наверняка заметит, что к окнам я даже не прикасалась.

– В гостевых спальнях, – приходит спасительный ответ. Туда Тужинская практически не заходит. Только если ожидает кого-то очень важного. А гости вряд ли поймут, мылись сегодня окна или нет.

– Хорошо, – Тужинские идут к своей двери. А я скрываюсь за дверьми подъехавшего лифта.

Ну конечно, очень хорошо. Ведь окна мне теперь придётся «домыть». Елена Дмитриевна ценит симметрию. Если вымыта только часть окон, ей будет некомфортно. Блистать чистотой непременно должны все.

Но лишняя работа меня не пугает. Совсем другое ввергает меня в ужас и заставляет зашкаливать пульс. Как мне выяснить, с кем разговаривала Стелла? И не мой ли Павлов идет с ней вечером в «Облака»?

В задумчивости не замечаю, как спускаюсь вниз и иду привычным маршрутом к метро. Только оказавшись в парке, узнаю это место.

Сейчас здесь совсем ничто не напоминает о том ночном кошмаре, который я едва не пережила. Не хочу думать о том, что могло бы случиться, если бы не вмешался Саша. Тогда он спас не только мою честь, но, скорее всего, и жизнь тоже.

Все эти дни Павлов не давал мне ни малейшего повода, чтобы усомниться в нём. Он был нежен, заботлив, предупредителен. Так почему я считаю, что он способен на предательство? А пойти на свидание с другой женщиной – это, несомненно, предательство.

Мой Саша не такой. Он не стал бы делать то, что может причинить мне боль. Или стал бы?

Я совершенно запуталась и не знаю, что делать дальше.

К счастью, я оказываюсь возле мастерской Эдика. Сейчас заберу свой велик, и одной проблемой станет меньше.

– Привет, Эд, – говорю громко с порога, чтобы для него не стало сюрпризом моё появление. Эдик немного пуглив и не любит сюрпризы.

Вот только оказывается, что сам он иногда способен их преподносить.

– Что это? – оторопело спрашиваю я, когда он выводит жёлто-зелёное чудовище, раскрашенное в узкую полоску.

– Твой велосипед, – как ни в чём ни бывало отвечает этот мерзавец, ещё и хлопает невинно глазками. – Я подумал, что вы с ним слишком скучные и решил внести немного красок на свой вкус. С тебя пять тысяч.

– Сколько? – у меня дёргается глаз.

– Ну, краска дорогая, – смущается он и начинает стряхивать шерстинки с пиджака. Деятельность совершенно лишённая всякого смысла, потому что кошачья шерсть уже проникла в саму структуру ткани.

– Дам три с половиной, – стою на своём, твёрдо выдерживая близорукий взгляд Эдика. Мы договаривались на эту сумму. Я не просила его красить мой велик в идиотские полоски.

– Но… – начинает мямлить он, а я сую ему в руку купюры. Эдик берёт их с тяжёлым вздохом и возвращается в своё кресло, из которого встал при моём появлении. – Ладно, пусть будет подарок от меня.

Хочу спросить, можно ли смыть этот ужас, но почему-то не решаюсь. Эд и так выглядит чересчур расстроенным. И мне становится стыдно. У меня ещё остались деньги после поездки на аэродром. А Эдик и правда ведь хотел сделать мне приятное. Он не виноват, что у меня сегодня плохое настроение.

Лишь на мгновение задумываюсь, а потом протягиваю ему недостающую сумму. Эд нерешительно улыбается и берёт деньги.

– Спасибо, – говорит он.

– И тебе спасибо, – отвечаю с улыбкой, уже зная, что нужно делать. И почему я раньше до этого не додумалась.

Выхожу на улицу и набираю номер. После трёх гудков мне отвечает родной голос.

– Привет, малышка, соскучилась?

– Очень, – улыбаюсь только самому звучанию его голоса. – Приедешь вечером?

– Извини, – произносит он после недолгой паузы, – у меня сегодня нарисовалось внеплановое совещание. Никак не получится увидеться…

30

Ну всё. Теперь я почти уверена, что Павлов изменяет мне со Стеллой. Не зря, она с такой усмешкой смотрела на меня сегодня.

В голове рождаются картинки, одна страшнее и отвратительнее другой. И почти в каждой этот бессовестный изменщик обнимает Тужинскую и смотрит на меня, насмехаясь над моей глупой влюблённостью.

Но потом я вспоминаю то, что было между нами в последние дни, и начинаю сомневаться.

Ведь возможно, что мне показалось? Может, я всё придумала? И Стелла разговаривала вовсе не с Павловым? И с чего я, вообще, решила, что она говорила с ним? Мало ли на свете Юль, вовсе не обязательно, что в виду имелась именно я.

Но ведь он не приедет сегодня ко мне, хотя и обещал. Всё-таки Александр обманывает меня…

И всё начинается с начала. Это какой-то замкнутый круг, из которого я не вижу выхода и продолжаю вариться в море негативных мыслей.

Как же мне узнать наверняка?

Я провожу в сомнениях весь день. К счастью, для уборки мыслительный процесс не важен, там знай, води пылесосом по полу или тряпкой по полкам. А вот на курсах получаю замечание от мастера, который, оказывается, уже несколько раз ко мне обращался, но я его не слышала.

Смущённо опускаю голову. Я знаю, что невнимательна сегодня, но что мне делать, если сердце кровоточит? Какой уж тут катарсис…

Домой еду измотанной, истерзанной ревностью. Свободных мест в вагоне нет, мне приходится стоять, устало прислонившись к двери ровно под надписью «Не прислоняться».

А что если?..

Нет, я не могу так поступить…

Почему не могу? Я же должна знать…

– Так ведь? – спрашиваю я на этот раз вслух и замечаю, что на меня начинают подозрительно коситься люди и отодвигаются