Стало очень тихо. Кастелян, Гаргантюа и Блюмкин по очереди взглянули друг на друга, а затем посмотрели на Эба.

Неожиданная догадка возникла в голове Эба, он, в свою очередь, окинул взглядом спутников и обратился к гному:

– Грюон, вы тоже из Цуката?

Блюмкин покосился на Кастеляна и отвел взгляд.

– Почему вы молчите? Что такое Цукат? Где он находится? – От негодования Эбвин застучал кулаком по полу. – Я считал, что Цукат – это сказка…

– Ха, сказка! – фыркнул магопес. – Конечно, нет.

– Кастелян, я хочу знать, из-за чего вы с Тодолом стали врагами. Вы постоянно что-то скрываете от меня.

– Это долгая история, – откликнулся магопес. – Рассказ займет много времени.

– Ну и что? Нам некуда спешить, мы все равно не можем выйти.

– Хорошо, тогда слушай, Эбби. Когда-то мы с Бардо Тодолом были друзьями. Близкими друзьями. Жили мы на окраине Цуката, в самом бедном районе, и все свои силы отдавали чароплетству. Чаро-плеты, – раздельно повторил он. – Так называют там магов.

– Да, мы были могущественными чароплетами, – продолжал Кастелян. – Могущественными… и бедными. Понимаешь, Эб, сама по себе магия не приносит доходов. Все свободное от сна и приема пищи время уходит на совершенствование умений, на то, чтобы добывать новые знания. Будучи могущественными чароплетами, мы ютились в бедном домишке. Поначалу это не имело никакого значения – мы были слишком поглощены своими занятиями, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как ветхая одежда, скудная пища, отсутствие удобств. Мы писали книги, каждый свою. Книгу всей своей жизни… и оба были счастливы. Однако с возрастом нищета стала тяготить нас. Почему, спрашивали мы себя, какой-нибудь набитый дурень, получивший богатство в наследство, купается в роскоши, ни разу в жизни пальцем о палец не ударив, чтобы эту роскошь заслужить, – в то время как мы, умнейшие из умнейших, бедны? Повторю, это тяготило нас обоих, хотя друга моего Бардо Тодола – гораздо сильнее. И однажды мы решили, что пора разбогатеть.

Гагрантюа и Грюон Блюмкин слушали магопса так же внимательно, как и Эб. Наверное, в подробностях эту историю до сих пор не знал никто, кроме Бардо Тодола и Кастеляна.

– Да, именно так, в один прекрасный момент мы просто решили, что пора стать богатыми, – неторопливо продолжал он, – и тогда возник вопрос, который задает себе каждый, решивший разбогатеть: как? Именно Тодолу пришла в голову эта мысль. Он вспомнил про одного нашего знакомого дракона. Этот старейшина крылатого племени прозывался Гулгор и жил в пещере на вершине большой горы. Он был последним представителем древнего рода, подарившего миру не маленьких безмозглых драконов, которых в Цукате используют для перевозок, но могучих, огромных, умных чудовищ.

Тут надобно заметить, что те древние драконы, в отличие от их нынешних собратьев, имели привычку к бессмысленному накопительству. Как сороки, стаскивающие в гнездо всякие блестящие штучки, они наполняли свои пещеры награбленными за века сокровищами. И вот Бардо Тодолу пришла в голову одна идея. Бардо обсудил ее со мной и, испытывая определенные сомнения, я все-таки поддержал его. – Кастелян обвел слушателей суровым взглядом. Эбу почудилось, что сквозь облик кривоногого пса проступают неявные, расплывчатые черты старика с кудрявой бородой, того, чья душа скрывалась в теле Нобби.

– Мы поднялись на гору, где обитал Гулгор, и нашли пещеру дракона. И предложили ему дать нам на время часть своих сокровищ, чтобы… – Кастелян посмотрел на завороженного рассказом Эба и своим обычным скрипучим голосом закончил: – Слишком долго обо всем этом рассказывать. В конечном счете, Гулгор предоставил нам то, что мы просили. Не отдал, но позволил воспользоваться на время. Мы разбогатели, затем поссорились, Тодол решил меня убить, я спрятался от него в таком месте, где, как думал, он никогда меня не найдет… но все же он совершил невозможное и разыскал меня.

От такого неожиданного окончания истории Эбвин растерялся.

– И все? Ну почему ты все время что-то скрываешь?

– Чтобы ты не сошел с ума, Эбби.

– Не называй меня Эбби!

Он вскочил и, кусая губы, стал ходить от стены к стене. В конце концов, Эбвин остановился перед дверью, нагнулся, рассматривая широкую замочную скважину, подергал ручку.

– Попробуй открыть, – предложил Кастелян, внимательно наблюдая за ним.

– Как же я ее открою?

– Не знаю. Просто попробуй.

Пожав плечами, Эб опять подергал ручку, а потом, недолго думая, сунул в скважину мизинец и повернул его.

Раздался щелчок.

– Ага! – произнес Кастелян довольно. – Вот именно…

Эб, сам не веря тому, что у него получилось, в третий раз потянул за ручку. Дверь осталась закрытой, но теперь ей мешал распахнуться только засов с наружной стороны.

– Но как?.. – начал он, пятясь от двери.

Кастелян молчал.

Засов лязгнул, в дверь просунулась голова и окинула комнату опасливым взглядом, задержавшимся на магопсе. Появилась перемотанная тряпицей рука и поманила пленников.

– Выходить по одному. Медленно.

Под пристальными взглядами четырех вооруженных гномов пленники прошли в соседнюю комнату, где их поджидал Главнокомандующий. Он сидел, выпрямив спину так, будто ружье проглотил, и слушал музыку, доносившуюся из раструба стоящего на белой тумбочке граммофона.

В музыке преобладали ударные и духовые, причем роль ударных исполняли исключительно тарелки, а роль духовых – горн. Похоже, это был какой-то марш, хотя старая пластинка шипела так, что граммофон чуть ли не подпрыгивал. В комнате все было белым – и стены, и мебель, и окошко, за которым виднелся все тот же большой снегоход – тоже белый.

На стене висело ружье, напоминающее оружие гномов, но больших размеров, с широким прикладом и множеством стволов. Эб насчитал их семь. На прикладе сидело существо, при виде которого Эбвин вздрогнул. Вроде летучей мыши, но только вместо обычной головы у этой мыши был продолговатый череп. К лапке ее была привязана черная ленточка. Еще Эб увидел жезл – тот лежал на расстеленном плаще в углу комнаты.

При их появлении Главнокомандующий отложил лист пергамента и встал. В отличие от обстановки, он, наоборот, был весь черный. Узкие высокие сапоги блестели полночным глянцем, брюки-галифе отливали вороненой чернотой, а похоронный цвет кителя нарушали лишь тонкие золотые каемки, тянувшиеся по краям иссиня-черных погон.

Гномы, которые привели пленников, замерли в дверях с оружием наперевес. Начальник станции перевел пронзительный взгляд с магопса на Гагру, с Гагры на Эба и, в конце концов, вперил его в Грюона Блюмкина.

– Что. Делали. У эльфов? – резко спросил он.