перчатках, с ржавым скальпелем в руке…

– Скажите, не значится у вас Никулин Иоанн…

– Кто? – перебил голос.

– Простите… Никулин Иван Игоревич…

– Да, есть, – тотчас ответил голос. – Поступил час назад. Попал под машину…

У меня онемели пальцы, и я едва не выронил трубку. Попал под машину… В моем сознании помутнело. Нет, не попал. Это сделали умышленно. Должно быть, толкнули под колеса грузовика… Ванька, Ванька, прости! Это я во всем виноват! Я втянул тебя в эту гнусную игру со смертью…

Перцовка обожгла горло. Я смял в пальцах щепоть хлеба, взял губами мягкий теплый шарик… Жестоко играют подонки! Давят и жгут всё, что только может пролить свет на заговор против профессора. Что же было в тех документах, которые Иоанн оставил в «секрете»? Возможно, в них содержался ответ на вопрос: кто и за что собирается убить Веллса.

– Не понравилось? – спросил Ашот, забирая тарелку с солянкой. – Сейчас хашламу принесу.

Медлить больше нельзя. Прошло столько времени, а я еще ничего не узнал. Мы с профессором, как слепые котята, летим навстречу своей смерти. У меня остались одни сутки. Я начну разматывать клубок с начала. Ничего не было, передо мной – чистый лист. Ночь, реабилитационный центр, пустой больничный коридор и девушка в белом. Вот от нее я и начну плясать.

Я по памяти набрал номер реабилитационного центра. Как в прошлый раз, мне ответила девушка. Нежный, мяукающий голос.

– Здравствуйте, – сдерживая металлические нотки в голосе, как ретивого коня, сказал я. – Я родственник Яны Ненаглядкиной. Хотел бы ее навестить. Как это сделать?

Возникла недолгая пауза. Я слышал дыхание девушки. Готов был поспорить, что в этот момент кто-то был с ней рядом, и шла активная жестикуляция.

– Родственник? – недоверчиво переспросила девушка и добавила с едким сарказмом: – Очень сожалению, уважаемый родственник, но встречи с нашими пациентами строго запрещены. Это во-первых. А во-вторых, Яна Ненаглядкина уже выписана.

– Как выписана?! – крикнул я, не сдержавшись. – Когда?! Почему?!

– Что вы кричите? – жестко осадила меня девушка. – Выписана, потому что уже здорова.

– А где она сейчас?

– Понятия не имею. Всего доброго!

Она положила трубку. Я, ничего не видя и не соображая, зачерпнул горячей хашламы и обжегся разваренным перцем. Яну выписали, и никто не знает, где она. Ее выпустили из-за высокой стены в этот мир, где, подобно голодным львам, бродят убийцы. Яна, милая! Где же ты? Понимаешь ли ты, как здесь опасно?

Я кинул на стол какую-то купюру и, надевая рубашку на ходу, выскочил на улицу. Спокойно, сказал я сам себе, я ее найду. Куда она может еще пойти, как не к себе домой? Бабушка Кюлли сказал, что Яна была их соседкой по балкону. А старая профессорская квартира находится на улице Азовской. Знаю я эту улицу: на одном ее конце крикнешь, на другом конце люди обернутся. Там, по-моему, всего две пятиэтажки с балконами. Всё остальное – особняки, окруженные садами и огородами.

Меня чуть не сбила легковая машина. Завизжали тормоза. Водитель посигналил, помахал кулаком. Как удачно, что льет дождь! Отвратительная погода! В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. И Яна, конечно же, не пойдет гулять. Завернется в плед, сядет в кресло и будет телевизор гонять по всем программам. Наверное, соскучилась по телевизору. Ведь в палате телевизора не было.

Я остановил такси, приказал водителю мчать на Азовскую во весь дух. Водитель попался вредный, буркнул в ответ, что будет мчаться с той скоростью, какую определяют правила дорожного движения. Наверное, надо мне было выгнать из гаража свою машину. Не решился потому, что в своем ярко-красном «Рено» я напоминал бы тореадора, дразнящего быка красной тряпкой. Хватит дразнить его, хватит. Меня уже тошнит от кровяного следа, какой за этим быком волочится.

– Какой дом на Азовской? – спросил водитель.

Я махнул ему рукой, чтобы ехал потише, опустил стекло, высунул голову и стал спрашивать всех подряд, где жил профессор Веллс. Пятеро не знали, шестой был пьян до онемения, а седьмой – то есть, седьмая, это была девочка-подросток под малиновым зонтиком – указала на забрызганные известью окна на третьем этаже.

– Две недели уже, как они съехали, – сказала она.

Я выбрался из машины, встал под дождем, глядя на окна, как Лисица на Ворону с сыром. Вот балкон профессора, а с ним рядом другой – смею надеяться, что это балкон Яны. Значит, ее квартира на третьем этаже справа.

– Вы не в тот подъезд идете! – крикнула мне вдогон девочка. – Профессор во втором жил, а вы идете в первый!

Я отмахнулся и взлетел по лестнице на третий этаж, встал у двери, пригладил мокрые растрепанные волосы, успокоил дыхание. Главное, не напугать ее с порога. Она, конечно, может отказаться разговаривать со мной и захлопнуть перед моим носом дверь. От меня потребуется решительность и предельная тактичность… Ну что же, вперед!

Я надавил на кнопку звонка, и мое сердце вместе с дыханием остановилось в ожидании… Шаги! Какое счастье, что она дома! Клацнул замок. Дверь открыла сухощавая бледная женщина. Взглянула на меня светлыми глазами, улыбнулась. Кто она? Для матери слишком молода. Сестра? Подруга?

– Вам кого?

– Яну Ненаглядкину.

– Опоздали, – весело ответила женщина, да так звонко, что по этажам покатилось эхо. – Яна здесь больше не живет.

Если я настроен на что-то плохое, то мои органы чувств отлавливают только подтверждение этого плохого. Из всего, что мне сказала женщина, я услышал лишь слова «опоздали» и «не живет».

– Вы что?! – дурным голосом крикнул я, бесцеремонно вламываясь в квартиру. – Вы что говорите?!

– Эй, эй, дружочек! – с веселой агрессивностью воскликнула женщина и уперлась мне руками в грудь. – Полегче, пожалуйста! Я за Яну не отвечаю, и она сама решает, где ей жить.

– Что с ней случилось?! – с мольбой глядя в лицо женщины, произнес я.

Она пожала плечами, отступила на шаг, сверкая озорными глазами. Мое поведение ее забавляло.

– Да ничего с ней не случилось! Утром она позвонила на мамину квартиру, где я живу, и сказала, что уезжает.

– Она сама вам позвонила? – пробормотал я, начиная понимать, что самого страшного, чего я так боялся, не произошло.

– Конечно сама.

– А вы хозяйка?

– Хозяйка, хозяйка. Что, не похожа?

Я пытался заглянуть в прихожую; мне казалось, что Яна прячется где-то здесь.

– А где ее вещи? – спросил я.

– С собой забрала, разумеется! – с иронией ответила хозяйка. – Она уехала в часов одиннадцать. Да какие там вещи! Пара платьев, да пара туфлей.

– А вы уверены, что она была здесь утром?

Хозяйка рассмеялась, удивленно вытаращив глаза.

– Ну,