— Смотрите! — воскликнуло сразу несколько голосов.

Посередине пещеры, безо всяких отдельных приготовлений, приподнималась гладкая прямоугольная плита, размерами напоминающая письменный стол. Прямо из зеркально отшлифованной поверхности выдвинулась шкатулка. Могу понять, почему некто на неё позарился. Выглядело богато.

Единственное, что несколько расходилось с описанием (или я не так поняла?) — это верхняя крышка. Да, по периметру шли узоры и разноцветные камни, но в центре — прямоугольная пластинка чёрного камня.

— Та-а-ак, посмотрим! — весело сказал Баграр и направился к операторскому пульту — очевидно, это был он. И как только Баграр отлепился от своей таблички, вся конструкция сразу поехала вниз, складываясь в обратном порядке!

Хорошо, что никто не понимает гертнийскую ругань…

Процедуру опознавания Баграра пришлось проводить второй раз. Пульт со шкатулкой снова вылез — но на этом и всё. Он отказывался взаимодействовать с не-магом, а стоило хоть кому-то из нас отпустить свою табличку, всё снова уползало вниз!

— Это ж надо так перестраховаться! — возмущался Баграр. — А если в живых останется один оператор? Что делать⁈

Максимум, чего нам удалось добиться: Виктор Иванович срисовал стартовую надпись на шкатулке. На сей раз: «ЗАВЕРШИТЕ ПРОЦЕДУРУ ДОСТУПА».

— Итак, господа, какие варианты? — маленький и сердитый профессор Попов упёр руки в бока, напоминая своим видом гневного хомячка.

— Сглупили мы, что отца Филарета с собой не взяли, — посетовал Баграр.

Мы поняли, что от пещерки больше ничего не добьёмся, и вышли на площадку перед входом.

— Да, — согласился кто-то из старожилов, — сейчас пока спустимся — аккурат подойдёт время с новенькими знакомиться. Да и молебен он всяко-разно служить будет за спасение.

— Лучше уж назавтра отложить, — предложил Виктор Иванович. — Спокойно, без суеты. Отец Филарет пожилой уже, трудно ему будет за один вечер столько перемещений осилить.

— Пожалуй, — согласился Баграр.

— Знаете, коллега, — профессор Попов потёр подбородок, — я бы посоветовал вам не отменять пока вот этот… мнэ-э-э… человеческий вид. И без того вопросов много будет.

Баграр посмотрел на маленького круглого профессора с высоты своего роста.

— Вынужден с вами согласиться, профессор. Излишние вопросы в первый день знакомства нам ни к чему.

Мы почти спустились к озеру, когда в посёлке начал звонить колокол.

— Это что? — тревожно спросила Анечка.

— Это, барышня, значит: кораблик новый высвобождаться начал, — любезно пояснили впередиидущие. И тут же несколько голосов воскликнули: — Смотри! Смотри!

Смотреть, и впрямь, было на что. От противоположной оконечности острова приближался бугор, словно гигантская земляная (или скальная?) волна. На противоположной стороне озерца она замерла и начала раскрываться — медленно, словно осторожный морской гребешок.

— Интересно, — негромко прокомментировал происходящее идущий позади нас Виктор Иванович, — никогда не видел, чтобы корабли вскрывало так далеко от берега. К чему бы это?

Все невольно ускорили шаг, пристраиваясь в хвост любопытному людскому ручейку, потянувшемуся из посёлка. Я услышала, как Леонид, внезапно позабывший о воздыханиях, сказал кому-то:

— Как на наш «Петропавловск» похож!

И ответ:

— Так он из той же серии. Я слышал, после гибели «Петропавловска» именно «Царицын» передали в ведение Морской академии.

Чуть не запнулась, честное слово.

13. БРИАРЕЙ И «ЦАРИЦЫН»

НУ, ЗДРАВСТВУЙТЕ! МАША

«Царицын» по итогу перемещения оказался вмурован в скалу почти по самый обрез бортов, так что с палубы моряки сходили, просто перепрыгивая через ограждения (вы простите, я не знаю, как все эти морские штуки называются, не обучена). Выделяющаяся группка офицеров уже о чём-то оживлённо толковала с местной группой самых активных поселенцев. Профессор Попов немедленно торпедой устремился туда. Баграр, ни секунды не сомневаясь — за ним, бросив нам:

— Девочки, не отстаём!

Двигаться в кильватерной струе харизмы двух профессоров было проще простого, а на подходе мы услышали:

— … трое очень плохи. Я не рискнул оперировать в условиях слабого освещения и, главным образом, тряски. Боюсь, не избежать ампутации. Кости раздроблены и смещены…

— К-хм! — громко (реально ГРОМКО) откашлялась Анечка, и когда все с удивлением обернулись в нашу сторону, величественным жестом перекинула лежащую на груди косу за спину: — Приготовьтесь, господа! Сейчас вы увидите божественное исцеление.

Столь сильное заявление вызвало весьма неоднозначную реакцию. Однако, здесь же был отец Филарет, решивший все сомнения простым вопросом:

— Вам, господин капитан, нужно, чтобы ваши люди оказались живы и здоровы — или диплом о медицинском образовании?

Капитан «Царицына» только крякнул и согласился, что молебен о здравии, во всяком случае, не помешает. А если уж ничего не произойдёт — тогда медики и примутся оперировать.

— Как будем без бусин-то? — зашептала я Марусе. — Их, тяжёлых, вон сколько! Каждого за руку не подержишь.

— Почему без бусин? — удивилась она в ответ. — Баграру когда легче стало, и он твои гирлянды снял, ещё в поезде, пока от Ташкента до Тяньцзиня ехали, я все их аккуратно разобрала и сложила. Вот они, у меня, — и она, к моему величайшему изумлению, предъявила мне толстый пучок наших смешных браслетиков.

— Что, вяжем? — деловито поинтересовалась Анечка, стремительно погружающаяся в состояние той почти эйфории, которая накатила на неё в первый раз, когда мы ходили из отделения в отделение гимназии и всех лечили от острой простуды.

Мы перебрались на палубу: отец Филарет, Баграр, я, Маруся и Анечка. Остальные стояли вокруг в непосредственной близости, на земле. Казаки, видевшие нашу магию в деле и услышавшие, что можно принять в ней непосредственное участие молитвой(эта мысль для многих звучала совершенно революционно), отнеслись к заданию со всей серьёзностью и ждали только отмашки.

На «Царицыне» был свой военный священник. Его недоумение при виде трёх барышень, бодро повязывающих раненым странные шнурочки, было отчасти развеяно отцом Филаретом.

На палубе начали строиться моряки и курсанты. И он со своими друзьями тоже неизбежно должен быть где-то рядом.

Я почувствовала момент, когда нас увидели и узнали, аж кровь к лицу прилила. Одёрнула себя: «А ну, стоп! Прекратила! Люди умирают, а ты о мальчишках думать будешь!» — и продолжила завязывать верёвочки, верёвочки, верёвочки… не поднимая глаз. Мы, нашим малым магическим хором, выстроились справа от священников.

— Господу помолимся! — возгласил корабельный батюшка.

Чего он не ожидал, так это гулкого, как колокол, Анечкиного:

— ГОСПОДИ ПОМИ-И-И-ИЛУ-У-У-У-Й!

И мне стало легко и хорошо! Из головы вылетели мысли о всяких мальчишках. Здесь, на открытом воздухе, я могла не