Уверенный, что остался один, впадаю в свои мысли, но слышу за спиной звук еще одной зажигалки. Мирон.

— Что-то хотел? — спрашиваю, обернувшись вполоборота.

— У тебя все нормально? Ты чего такой озверевший?

— Потому что нужно вовремя всем пиз*юлей вставлять. Когда расслабляешься, они тоже расслабляются, а потом получается, как с этой застройкой.

— Ну если дело только в этом, то прорвемся. Я сам займусь и решу этот вопрос. Необязательно было всем, без разбору, огребать за косяк Згурского. Но что-то мне подсказывает, что не этот гемор тебя тревожит. Раньше ты бы на такую проблему не потратил столько нервов.

Глубокий вдох. Затяжка. Выдох.

— Ты прав, но не хочу сейчас об этом.

Он выходит, а я тушу сигарету и в который раз за последние двое суток, пытаюсь расставить все по местам в своей голове.

Настроение хер*вое. Знаю, что подчиненных вздрючил с перебором, но не могу потушить внутри все, что клокочет еще с субботы.

После того, как отвез Яну, приехал домой поздно, наворачивал круги по городу и пытался понять. Почему меня так зацепила эта ситуация? Она, конечно, сама по себе неприятная, но коротнуло, ведь, не от этого.

«Так вот как ты решила свои проблемы! Какого х*ра, Яна? Спала с ним уже, или только приехала отрабатывать?», — прокручиваю снова слова Матвея.

Прямо свой в доску, как будто, имеет право предъявлять ей что-то. Что за отношения такие? Значит, позволяла ему многое, если он позволил себе такое с преподавателем. А когда понял, что она была с ним в моих загородных апартаментах, вообще озверел.

Эта мысль неприятно царапает и выводит из себя даже сейчас.

Никогда его не бил. Даже когда Матвей доставлял неприятности, обходился разговором. Каждый раз вовремя вспоминал, как он еще около года, после того как я забрал их к себе, плакал и рассказывал в какой обстановке рос, как видел побои, как терпел их сам. Я в детдоме на такое насмотрелся, да и тумаков отвешивали не раз, знаю, как оно. А тут сорвался. Но и палку он перегнул не по-детски. Был бы мне чужим, ответил бы за слова по полной.

Выхожу из зала совещаний и иду к себе. Одеваюсь, закидываю телефон в карман и выхожу. Нужно закрыть эту тему.

— Меня пару часов не будет, — говорю секретарше.

— Хорошо, Вадим Александрович. На пятнадцать встреча с рекламщиками.

— Помню.

Дом сестры в получасе езды от моего офиса. Звоню в дверь, она открывает сразу, ждала. Я позвонил с дороги, выяснил, где Матвей.

— Привет. Где он?

— У себя. Вадик, а что случилось? Он опять куда-то влез?

— Нет, не влез, просто поговорить нужно, — поднимаюсь наверх.

— У него синяк на скуле и губа рассечена.

— Таня, — бросаю уже со ступеней, — он мужик, переживет. Я в его возрасте, улица на улицу дрался.

Как будто он до этого, бл*дь, не числился в мордобоях.

Матвей сидит за компьютером, в наушниках, меня не видит. Подхожу к столу и облокачиваюсь, скрестив руки на груди. Он снимает наушники и смотрит на меня волком. Физиономия, действительно, помята.

— Извини, не рассчитал, — говорю искренне.

Он кивает, но взгляд не меняется.

— Ты почему не на занятиях?

Несколько секунд он молчит, прикидывает что сказать.

— Кравцова тест провела, выяснила, что у меня самый высокий IQ в группе. Что мне там ловить? Что мне там расскажут, чего я не знаю?

— А в декабрьскую сессию Шмелева начнет звонить матери, а мать мне…

— Ты же не за этим пришел?

— Не за этим. Рассказывай.

— Что?

— Как ты докатился до такой жизни, что решил подкатить к преподавателю?

— А что тут криминального? Понравилась, — отвечает вызывающе.

— Вообще без мысли, да? Понравилась — можно клеить?

— Ну ты же тоже мимо не прошел.

— Бл*дь, ты статусы не перепутал?! Нет?!

Он молчит, против меня, конечно, боится пырхать.

— Что вы делали на даче?

— Разговаривали.

— Ну ты же ее не разговаривать туда вез?

— Она со мной не спала! Ты это хочешь знать?

— Я хочу знать, дошло ли в твою голову, что она не для тебя?

— Я понял — она для тебя! Только ей двадцать четыре, тебя ничего не смущает, Вадик?

Выхожу из себя.

— Слушай меня внимательно, Матвей! Первое — если еще раз узнаю, что позволил себе говорить с Яной таким тоном или вообще предъявлять какие-то претензии, голову откручу! Второе — ваша дружба с сегодняшнего дня закончилась. Напрочь! Никаких контактов за пределами не просто колледжа, а даже аудитории. Пришел на пару, молча, без понтов отсидел и ушел! И третье — забудь о ней. Просто заруби себе на носу, что это чужая женщина, и не лезь на чужую территорию, даже мысленно! Надеюсь, мы поняли друг друга?

Он молчит. Смотрит затравленно, со злобой и разочарованием. Я впиваюсь глазами, желваки играют, снова бешусь. Матвей видит, тоже злиться, только в отличии от меня, свою неприязнь предъявить не может.

— Я тебя услышал.

Спускаюсь по лестнице. Чувствую досаду и раздражение. Почему? Закрыл же эту тему.

Таня предлагает остаться на обед, но я отказываюсь. Знала бы она, о чем мы только что говорили с Матвеем.

Хотя, ее никогда особо не интересовало, что у него творится внутри. Главное, чтобы внешне все, как у людей — накормлен, обстиран и проблем не доставлял. У сестры всегда главным в жизни был другой мужчина, который оказался полной мразью, но она, почему-то, так этого и не признала. Она из тех женщин, которые всю жизнь любят подонка, даже несмотря на то, что он причинил ей боль. Да и слишком рано она родила Матвея, ей едва восемнадцать исполнилось. Титов бы на ней не женился, если бы не залетел. Мое упущение. Я тогда пахал, как лошадь, хватался за все подряд, лишь бы у нее все было, как у сверстников. А этот мудак воспользовался тем, что я и днем на работе, и в ночную. Так и выскочила замуж, ничего в жизни не видела, не нагулялась, и где-то подсознательно винит теперь сына во всех своих бедах.

Завожу машину и еду в офис.

Куда меня, бл*дь, занесло? Я воюю за женщину с родным племянником. Я вторые сутки бешусь и не нахожу себе места, потому что меня конкретно переклинило на молодой девчонке. Просто идиотизм, ей Богу.

Ему запретил, а сам смог бы? Янку не так просто забыть по щелчку, даже если переключиться на другую. Эффектная девочка.

И когда успел так на нее подсесть? И, главное, как угораздило? Зеленая, неопытная, но чувственная и