— Сейчас он снова сдохнет, — мрачно предположил ЭрТар, — и ты его до утра будешь из всех углов выметать.

— Н-нет… — Жрец потряс головой и попытался сесть. Парни настороженно присматривались, не спеша помогать. — Не сейчас... я должен…

Входная дверь загудела и затрещала — не то от души постучались, не то попытались выбить, — и чей-то властный голос громко, заученно прокричал:

— По велению Иггра Двуединого, откройте!

…Ради тех, кто породил меня, и тех, кто останется после, я отрекаюсь от своей судьбы и клянусь следовать за Ней и оберегать Ее до последнего вздоха…

Обет Лозы

— Иду-иду! — торопливо залебезил внизу скрипучий голос «жэншыны» белобрысого. Тетка слишком хорошо знала, как нетерпеливы подобные гости, и дверь была ей дорога. — Бегу! Вот…

Звякнул крюк, скрипнули петли, и обережники ворвались в дом, не поздоровавшись и уж тем более не подумав вытереть ноги у порога. Тут же обшарили углы, с треском отдернули свисающие до пола занавеси, похлопали дверцами шкафов и, убедившись, что нижний этаж находится в их власти, подступили к лестнице.

Госпожа Индора увивалась рядом, как муха над головой идущего к хлеву мясника.

— Ох, как же вы вовремя! У него там… — Домовладелица до упора задержала воздух в груди и с придыханием его вытолкнула, — …оргия! Да не простая, а… с горцами!

— Хэй-най, так мне все-таки удалось произвести на нее впечатление! — с ухмылкой прошептал ЭрТар. Не то чтобы ему было так уж весело, но, если перед боем сам себе настроение не поднимешь, враг об этом тем более не позаботится.

—…и животными!

— И тебе тоже, предатель.

Кошак на всякий случай отодвинулся от обережника, а хвост вообще обвил вокруг лап.

— Разберемся, — неприязненно оборвал теткины излияния тот же бас, что гудел под дверью.

— Не волнуйся, добрая женщина! — Второй голос был певучим и благостным, но почему-то куда более пугающим. — Я попрошу Иггра вразумить твоего жильца и его друзей, и они больше никогда не нарушат покой этого жилища...

— Заприте дверь. — Голос жреца окреп и обесцветился, заставив ЭрТара усомниться, что моруны не умеют подделывать стук сердца. Мужчина снова стоял на ногах, как будто не он минуту назад трясся в непонятном припадке.

— Там же йер! — Белобрысый торопливо натягивал рубашку, не замечая, что надевает ее шиворот-навыворот.

— Да. И вы умрете, как только он войдет в комнату.

Горец в чужих приказах не нуждался, кинувшись к двери еще до слов тваребожца. Придвигать к ней мебель было поздно, к тому же шум подстегнет атакующих, но накинуть крюк и подпереть ручку стулом не помешает.

— Это я и без тебя знаю! — огрызнулся обережник, разобравшись с рубашкой и нагибаясь за успевшими сползти штанами. — Но разве дверь его остановит?!

— Зато задержит.

— Надолго ли? — ЭрТар глянул в ромбовидную прорезь в центре ставня. Посреди улицы маячил черный силуэт, казавшийся еще более коренастым из-за клубящегося ему по колено тумана, который не то сходил на нет со вчерашнего дня, не то заново поднимался к завтрашнему. Обложили со всех сторон, гады!

— Нам хватит, — лаконично отозвался жрец, протягивая руку к испуганно трепыхнувшей язычком свече.

— Для чего?

Вместо ответа тваребожец швырнул свечу в стену. Вопреки здравому смыслу, в полете она не потухла, а врезавшись в доски, полыхнула, словно начиненная трутом. Огонь разбежался по бревнам быстрее, чем если бы они лоснились от масла, в считаные мгновения охватив комнату.

* * *

— Т-т-ты что наде… — Джай присмотрелся и окончательно потерял дар речи. Полыхало все: обугливались балки, съеживался обгрызаемый пламенем коврик у двери, обрастали огненной шерстью ножки стола и стульев, жалобно трещал мох в щелях. Черные, серые, белые и рыжеватые пряди дыма сплетались в сизую пелену, сначала повисшую под потолком, а потом начавшую быстро разрастаться книзу. И лишь возле кровати, где стояли люди, образовалось запретное для огня место, куда даже запах гари не смел сунуться — только все ближе подкрадывался жар да более спертым становился воздух.

— Уходим, — бесстрастно велел жрец.

— Куда?!

Тваребожец поднял лицо вверх — и в тот же миг дальняя часть крыши провалилась, погребя под собой бадью. Зашипело, пар смешался с радостно рванувшимся наружу дымом. Высунувшееся за ними пламя заскакало по черепице, треща и плюясь ею, как зевака семечками.

«Пожа-а-ар!» — заорал кто-то на улице. Крик подхватили и живо разнесли во все стороны, разбудив колокол на ближайшей каланче. Тягучему, заунывному звону зааплодировали ставни, подпели женские причитания и плач испуганного шумом младенца.

Низкий, въедливый свист сменился хлестким ударом. Крюк вылетел с мясом, но обломки полыхающих возле двери стропил не дали ей открыться и на четверть. Огонь цепным псом рыкнул на ломящегося в дом разбойника, однако тут же получил Иггровой плетью вдоль хребта, упал на брюхо и с ворчанием попятился.

— За мной.

Жрец вскочил на стол (пляшущие там языки услужливо расступились, давая ему дорогу), а оттуда, подпрыгнув и подтянувшись на зубчатых краях досок, — в дыру и на крышу.

Возражений — за неимением вариантов — не последовало. Горец сгреб в охапку свое тряпье, сунул корлиссу в пасть соединяющий вьюки ремень и шлепнул кошака по заду, заставив взвиться вверх, минуя стол. Для самого «сороки» это тоже труда не составило (после дхэровой-то ограды!), только коса мотнулась.

Один сапог Джай успел натянуть, второй пришлось брать в зубы — с уходом тваребожца безопасный островок таял на глазах, зато от двери полукругом расходился новый, а сама она с каждым ударом отодвигалась еще на кулак. Ох… давненько он не подтягивался, а тут еще и доски оказались раскаленными добела, если не на вид, то на ощупь! Впрочем, последнее как раз сыграло парню на руку, так нещадно эти самые руки обстрекав, что пусть не блоху, но пнутую под хвост курицу изобразить удалось.

Огонь-соучастник немедленно обнес крышу рыжим плетнем, прикрывая беглецов от глаз суетящихся внизу людей и при этом умудряясь не мешать им самим.

Соседи выскакивали на улицу кто в чем — что успели спросонья накинуть (при этом даже усатый здоровяк в женской мантильке до колен смешным не казался), — привычно выстраивая к каналу цепочку с ведрами. Нет, на горящий дом не плескали — куда там, если стены уже от жара полупрозрачными сделались! — люди окатывали водой свои жилища, чтобы к тому моменту, когда рухнувший остов брызнет во все стороны искрами и углями, поживы им не нашлось.

Госпожа Индора старательно выла и причитала о своей горемычной доле, дабы никто не заподозрил ее в поджоге. Зеваки одобрительно внимали, но кидаться в раскаленное горнило за «кровью и потом нажитым» не торопились.