Третий социальный слой составляли иноверцы-зимми. Как исповедующие религию, основанную на Священном Писании, они находились под особой защитой, однако должны были уплачивать подушный и земельный налоги. Первоначально они составляли в халифате большинство, однако со временем их ряды заметно поредели в связи с массовым переходом в ислам. Однако в самом начале, в тот период, о котором здесь идет речь, они представляли собой влиятельную политическую и экономическую силу, что не могло не вызывать зависти у мусульман. В результате халиф Омар II (717—720) был вынужден принять первый дискриминационный закон. Омар считается единственным благочестивым халифом среди Омейядов. Принятый им закон исключал христиан и евреев из числа претендентов на занятие государственных должностей. Более того, они должны были носить особые одежды, ездить верхом без седла, и, что еще более унизительно, им было запрещено возводить новые храмы. Однако тот факт, что схожие законы принимались еще дважды, говорит о том, что исполнялись они довольно вяло.

Нижнюю ступень социальной лестницы занимали невольники. Их ряды пополняли в основном пленники, причем их число в этот период достигло небывалых размеров. Наместник Муса якобы взял в плен во время своей африканской кампании 300 тысяч человек, из которых 60 тысяч передал в качестве подарка аль-Валиду. Согласно тем же источникам, во время его триумфального вступления в Дамаск его сопровождали 30 тысяч испанских девственниц. Невольничий рынок Дамаска не испытывал недостатка в товаре: здесь продавались белые, черные и желтые представители народов всех покоренных стран. Для омейядского царевича, военачальника или наместника не было ничего удивительного в том, чтобы пополнить свой дворец сотней-другой свежих невольников.

Исламский канон запрещал продажу в рабство единоверцев, что, однако, не мешало любому принять ислам, уже будучи в рабстве. Освобождение невольников считалось богоугодным делом. Невольниц использовали в качестве наложниц. Рожденные от них дети продолжали считаться невольниками. В целом рабство было крайне унизительным и для женщин и для мужчин. Несправедливость заключалась в том, что многие невольники были куда образованнее собственных хозяев и своими трудами обогатили арабскую литературу и искусство. Вольноотпущенники, как правило, оставались у своих бывших хозяев в качестве клиентов. Случалось, что невольники и клиенты занимали места своих владельцев. На протяжении двух с половиной столетий Египтом и Сирией правила династия невольников (мамлюков), о чем будет подробнее сказано ниже.

Период правления Омейядов — это время завоевания новых земель, политической консолидации и социальной интеграции, но, увы, не интеллектуального взлета. Из своей пустыни арабы, кроме новой веры, не принесли с собой ничего — ни науки, ни искусства, ни философии. Их дарами мировой цивилизации были ислам и арабский язык. Им следует воздать должное — в завоеванных землях им хватило мудрости сесть в качестве учеников у ног покоренных народов. В Сирии святой Иоанн Дамаскин (ум. 749) делился с ними высотами христианской мудрости. Иоанн начал карьеру как преемник отца и деда при омейядском дворе. В это время он был закадычным другом Язида, вместе с которым предавался неумеренным возлияниям. Отдав три десятилетия придворной службе, он отказался от мирской жизни и удалился в монастырь, находившийся к югу от Иерусалима. Его родным языком был арамейский, однако он писал по-гречески, а говорил по-арабски. Его красноречие снискало ему титул Хризостом (Златоуст). Сочиненные им гимны являют собой вершину христианской духовной поэзии и звучат до сих пор. К числу его трудов относятся учебник теологии, а также диалог с сарацином по поводу Божественной природы Христа и свободы человеческой воли. Иоанн был последним великим богословом восточной церкви и был канонизирован как в католической, так и в православной традициях.

Это раннее противостояние греческой и исламской мысли на сирийской земле посеяло семена религиозно-философского движения, которое не давало покоя арабским умам на протяжении нескольких столетий. В нем впервые дают о себе знать рудименты учения о свободе воли, которое резко противоречило исламскому принципу всемогущества Бога и предначертанной человеку свыше судьбы. Эта доктрина легла в основу учения мутазилитов (раскольников), которое широко распространилось в период правления Аббасидов. Почерпнув новые идеи в рациональной и критической греческой мысли, представители этого учения смело поставили под сомнение догму о нерукотворности Корана и его извечный характер. По их мнению, это противоречило бы принципу единства Бога.

В Ираке интеллектуальная деятельность приняла иную форму. Здесь, на границе распространения арамейского и персидского языков, необходимость изучения арабского, особенно новообращенными, ощущалась весьма остро. Кто-то хотел читать Коран в оригинале и понимать, что в нем написано, кому-то арабский язык был нужен для занятия государственной должности. Быть просто мусульманином оказалось недостаточно. Для тех, кто стремился подняться ступенькой выше в общественной иерархии, тем более пополнить рады элиты, знание арабского языка являлось необходимым условием. В итоге Басра и Куфа превратились в центры лингвистических исследований. Житель Басры, перс по происхождению Сибаваихи (ум. 793) составил первую арабскую грамматику, заложив основы для дальнейшего изучения этого языка.

В Хиджазе Мекка и Медина стали центрами исламского богословия и юриспруденции. В основе обеих дисциплин лежало изучение Корана и хадисов (повествований), рассказов о деяниях и изречений, приписываемых пророку или одному из его соратников. В Медину в основном стекались те, кто желал изучать священное прошлое, а также составлять юридические акты, разрабатывать ритуальные практики и продолжать профетическую традицию.

Первой среди чужестранных наук, в которой мусульмане испытывали острую потребность, была медицина. Уважение к науке и искусству врачевания ярче всего проявилось в приписываемых пророку словах: «Наука двойственна. Одна ее часть касается религии (теологии), вторая — человеческого тела». На завоеванных арабами территориях была распространена научная традиция греческого происхождения, носителями которой являлись сирийцы и персы. Не лишне вспомнить также, что греческая медицина многим обязана Египту. Лекарями при омейядском дворе были сирийцы. Самый ранний научный труд на арабском языке — книга по медицине, переведенная на арабский одним евреем из Басры. Ближе других наук к медицине стояла алхимия — арабское слово греческого (точнее, египетского) происхождения, — которая, как считается, зародилась именно при Омейядах.

* * *

Арабское, или исламское, искусство по большому счету представляло собой комбинацию сирийско-византийских и персидских элементов и изобразительных мотивов, адаптированных к потребностям и вкусам исламского общества. Мы уже знаем, что архитекторы и художники, которые возводили и украшали первые монументальные строения, например в Дамаске и Иерусалиме, были сирийцами, продолжателями византийской традиции. Кафедры в этих мечетях представляли собой копии кафедр христианских, равно как и купола. Вскоре муэдзины уже призывали оттуда правоверных к молитве. Надо сказать, это было весьма мудрое решение. Ничто другое так не эффективно, как человеческий голос. Ниша (михраб), указывающая, в каком направлении следует читать молитву, впервые появилась в дамасской мечети. По всей видимости, ее прообразом послужила апсида христианского храма. Этот ансамбль: стены, купол, ниша и мозаики — в том виде, в каком он сохранился, например, в иерусалимской мечети, до сих пор поражает своей непревзойденной красотой.