— Кто ты мне, чтобы я откровенничала с тобой? Ты мне не брат и не друг. Ты тот, кто всегда ищет возможность развлечься, кто просто трахается, а потом говорит, что вышло очень даже ничего. Ты — никто.

— Даже будь мы друзьями с тобой, ты бы не стала откровенничать. Карина души в тебе не чает, готова ради тебя на многое, но ты даже с ней не делишься тем, что на твоей руке! Что это? — бросаю я. — Резала вены, когда с первой любовью расставалась? А потом решила запрятать шрам за дурацкой татуировкой, которую сама же себе и набивала?

Уже во второй раз эта хрупкая на вид рука оставляет на моей щеке приличный ожог. Вижу, как пухлые губки задрожали, как острый подбородок подернулся, а мышцы на шее напряглись.

— Это детский рисунок, — говорит она шепотом и смотрит в мои глаза. — Ребенку, который его нарисовал, было восемь лет. И я просто решила оставить его на своей руке. Ты прав, я очень хорошо тебя помню. Помню тебя и твоих друзей. Если бы не совокупность самых нелепых, самых горьких и печальных обстоятельств, этого рисунка бы здесь не было! — кричит она, ткнув запястьем мне в лицо. — А теперь, делай то же самое, что и десять лет назад — не замечай меня. Если бы не Карина, меня бы здесь уже не было.

Она снова уходит, оставляя меня с ещё большим мешком вопросов. Мне хочется пойти следом за ней, чтобы… Боги, для чего мне бежать за ней?! Чтобы снова спрашивать и спрашивать, а в ответ получать пощечину и острою неприязнь?

Кто она мне? И кто ей я?

Зачем мне лезть к человеку в душу, который интересует меня исключительно, как привлекательный сексуальный объект, не более!

Зачем я приперся сюда с этими туфлями, когда на расстоянии одного километра проходит шикарная туса?

И, тем не менее, спустя двадцать минут злости на себя, я тихонько ставлю эти самые туфли под дверью её спальни. А потом спускаюсь в кабинет и работаю до самого утра.

До конца этой страшной во всех смыслах поездки остается три с половиной дня. Послезавтра у Карины день рождения и я пока не знаю, что ей подарить. Я пытаюсь погрузиться в эти мысли с головой, но на деле же вспоминаю и вспоминаю события вчерашней ночи. И эти копания в недалеком прошлом усиливаются, когда к нашему с Кариной позднему завтраку на террасе присоединяются Максимилиан с опухшими друзьями и рыжеволосая девица.

Рядом со мной садится Рома и тихонько спрашивает:

— Я вчера сделал что-то такое, от чего сегодня буду вымаливать у тебя прощение?

Его слова заставляют меня улыбнуться и отчего-то бросить короткий взгляд на Максимилиана, который сидит напротив. Его хмурый взгляд проходится по нам с Ромой, а потом с напускной усталостью оглядывает стол с вкусностями.

— Разве что, сказал, что я очень красивая. Думаю, за этот комплимент я должна поблагодарить тебя.

— Слава богу! — выдыхает он. — А то мне сегодня какая-то дичь снилась и я понять не мог, было ли это в реальности, или просто во сне.

— Какие у вас планы на сегодня? — спрашивает всех Карина. — Поесть суп с лапшой и отсыпаться?

— Вообще-то, тебе бы тоже не помешало, — говорит ей Илья. — Видок у тебя не очень.

— Иди в глубокую и темную задницу, — отвечает ему Карина. — А пока направляешься туда, выпей минералки литра три, чтобы алкашку вчерашнюю разбавить.

Не знаю, почему, но тон, которым она произнесла эти слова, также заставляет меня улыбнуться. Нет, я даже позволяю себе хмыкнуть, но тут же прячу свои эмоции за кусочком нежнейшего багета, намазанным сливочным маслом. Рома тоже усмехается и тянется за кусочком моцареллы. Но его вилка накалывает два и одним он делится со мной.

— А вы оба, погляжу, в прекраснейшем настроении, да? — бросает нам Илья. Наши с ним взгляды встречаются и я снова убеждаюсь, что этот кретин отлично меня помнит. — Может, мы все вам мешаем?

— Не переживай, друг, — как ни в чем не бывало отвечает ему Рома, кладя на ломтик багета сыр, кусочек помидорки и веточку свежего базилика, — если надо будет свалить от вас подальше, мы просто поедем в ресторан.

— Полагаю, что очень скоро именно это я и буду делать, — буркает Карина, окинув всех недовольным взглядом. — И дня без ваших морд пройти не может.

— Мне одному кажется, что в последнее время Карина стала слишком дерзкой? — со смешком спрашивает Илья.

— Полностью согласен, — наконец, подает голос Максимилиан. Он делает глоток горячего кофе и смотрит на сестру. — Держи себя в руках и не давай волю эмоциям и чувствам. Повторюсь: будь тихой и скромной девушкой, как твоя подруга.

— Вообще-то, я очень милая, скромная и тихая девушка, братец. Но мне уже осточертело, что вы ходите за нами по пятам! Ульяна, прошу тебя, заберите их уже с собой на другой конец острова и отделайте по полной программе, чтобы они ни ходить, ни бегать не могли!

— Вообще-то, я Арина, — недовольно буркает рыжеволосая.

— Ну, да. А я что сказала? — фальшиво улыбается ей Карина.

— Нет, ты определенно распоясалась, девочка! — смеется Илья. — Я и подумать не мог, что ты такая грубиянка! Максимилиан прав, бери пример с подружки, иначе вляпаешься в неприятности.

— Я не подружка. У меня есть имя и я — подруга Карины.

Небоскреб моей гармонии пал. Когда это произошло, сложно сказать. Но то, что он уже не вздымается в мое безоблачное небо, а валяется в собственных руинах — истина. Я чувствую, что добра во мне стало меньше. Оно, как песок, в чаше без бортиков: при любой, даже самой незначительной тряске, рассыпается по сторонам.

— Надо же, — сдержанно усмехается Илья, глядя в мои глаза. — Извините, сеньорита, что задел вас неправильно выбранным словом. Просто, я не вижу разницы в словах «подружка» и «подруга». Разве что первое подразумевает молодую девушку, а второе — женщину в годах.

— Первое подразумевает особу легкого поведения, второе — человека, связанного с другим крепкой дружбой и самыми теплыми отношениями. Но я нисколько не обижаюсь, ведь вы, сеньор, уже давно привыкли к первому, поэтому и от второго отличить не в силах. Кстати, у вас очень симпатичный шрам на носу. Хоть и маленький, но вы же в курсе, что они украшают мужчин? Надеюсь, он был получен в настоящем бою, за который вами непременно можно гордиться?

Ещё две секунды я смотрю в его стеклянные глаза, а потом спокойно возвращаюсь к поеданию вкуснейшего багета. Решаю собрать такой же бутербродик, что и Рома, впервые в жизни довольная темной и недоброй частью своей души.

— В бою, как же! — смеется Карина. — Если мне не изменяет память, Илья напоролся на проволоку.

— Он мог лишиться глаза, что в этом смешного? — встревает Арина, сочувственно глянув на Илью.

— В который раз убеждаюсь, что отсутствие чувства юмора превращает людей в унылых зомби.

— Вкусно? — спрашивает меня Рома, когда я пробую закуску по его рецепту.