Уже в конце XIX в. он сотрудничал с русской военной разведкой и под видом купца и паломника с помощью контрабандистов проник в Афганистан, где провел рекогносцировку отдельных районов страны и собрал материал по афганской армии и оборонительным сооружениям Кабула.

В качестве военного корреспондента в чине прапорщика он участвовал в Русско-японской войне и был награжден офицерским Георгиевским крестом. Затем были плен в Японии, жизнь в Харбине и переезд во Францию, далее – английская служба (в чине подполковника волонтерских войск) в качестве военного обозревателя «Дейли экспресс» в годы Первой мировой войны и, наконец, должность военного эксперта российской миссии Л. К. Мартенса106, которая вела переговоры об установлении политических и экономических отношений с Америкой в 1920 г. Уже тогда Б. Л. Тагеев был привлечен к сотрудничеству с военной разведкой, теперь уже советской. Он был на редкость авантюрной и необыкновенной личностью. В связи с отъездом Б. Л. Тагеева в Китай в европейской печати появилось сообщение, что в Поднебесную он едет якобы как журналист англоязычной прессы. Во время пребывания в Пекине за его подписью выходило по три статьи в неделю в английской газете «The Peking Daily News».

Владимир Дмитриевич Виленский-Сибиряков, о котором сообщалось в телеграмме и которому должен был подчиняться Тагеев, по рекомендации Разведывательного управления в марте 1922 г. был направлен в Китай советником в миссию Пайкеса.

Виленский с первых же дней зарекомендовал себя талантливым дипломатом, что особенно бросалось в глаза на фоне безынициативного и пассивного Пайкеса. 11 мая 1922 г. в письме в НКИД Виленский изложил свой взгляд на развитие советско-китайских отношений, там же, в частности, говорилось о необходимости поиска и использования новых лиц в своих интересах. И таким новым лицом, по мнению Виленского, являлся У Пэйфу, который должен был «…стать не только предметом нашего изучения, но и математической точкой приложения нашей активной политики в Китае».

Работа «Рустам-Бека» под началом Виленского продолжалась недолго. Уже в конце апреля 1922 г. он был вызван в Читу под предлогом получения «крупных сумм на предприятие». За это короткое время им было направлено в Разведывательное управление 20 донесений. Из Читы «Рустам-Бек» проследовал в Москву, где и был арестован 19 июля 1922 г., причем под ордером на арест стояла подпись члена ВЧК Ягоды. Из следственного дела вытекало, что его арестовали по подозрению в шпионаже в пользу Франции. Речь шла о банальном доносе.

Содержался Б. Л. Тагеев в Бутырской тюрьме, отсюда он направил письмо не руководству военной разведки, а Л. К. Мартенсу. «Вы знаете меня, знаете мою преданность Советской России и моему правительству. Мне не приходится распространяться на эту тему Вам, моему поручителю. В Китае я создал себе имя и всеми силами защищал интересы Советской России, что доказывают мои статьи в местной английской печати, которые широко перепечатывались как в китайской, так и в английской, и американской прессе. Я прибыл по вызову Центра для обсуждения некоторых вопросов. Мне было выражено при первом же моем предварительном докладе удовольствие моей деятельностью. Я нисколько не сетую на мой арест, понимая прекрасно, что, раз был донос (и хотя бы даже ложный), в этом необходимо разобраться. Но зачем же меня так долго держат в тюрьме?» – аппелировал «Рустам-Бек» к старому соратнику Ленина, бывшему одно время его, Тагеева, руководителем и не только – судя по всему, их связывали близкие дружеские отношения. Через месяц Б. Л. Тагеев был освобожден из тюрьмы, но в Пекин уже не вернулся, и отношения его с Разведывательным управлением прервались. Временно.

Кроме «Рустам-Бека» Виленскому был передан на связь и пекинский резидент «Богданов» – Андрей Гусев107. Шифропереписка с ним шла через миссию Пайкеса – телеграммы адресовались на имя советника миссии Виленского, он же, за своей подписью, отправлял телеграммы в Центр.

С начала лета 1922 г. Разведуправление Штаба НРА ДВР в Чите возглавил А. Рандмер, служивший до этого в должности начальника Разведывательного управления Западного фронта. По оценке Рандмера, принятая им «…агентурная сеть находилась в стадии разложения, людей было много, расходы довольно большие, но результат совершенно ничтожный». Такая неприглядная ситуация, как считал Рандмер, являлась следствием отсутствия руководящего центра. Им было установлено, «…что некоторые резидентуры в продолжении нескольких месяцев не получали никаких указаний и заданий, кроме денег и некоторых неясных организационных разъяснений, очень часто противоречащих одно другому» (следует оговориться, что любой новый начальник, вступая в должность, обязательно негативно оценивал работу своего предшественника, что далеко не всегда соответствовало действительности). С целью исправления сложившейся ситуации Рандмер вызвал резидентов в Разведуправление для знакомства и инструктажа, а также уволил «довольно большой процент сексотов как несоответствующих».

В лучшую сторону выделялась деятельность пекинской агентуры Гусева, получаемые сведения от которой, по оценке Рандмера, заслуживали доверия и ценности. В июне 1922 г. Гусев сообщил о предложении, исходившем от группы военных радикалов, для организации совместной борьбы в Маньчжурии против Чжан Цзолиня, ставленника Японии, «…путем внутреннего переворота у него в тылу».

Условия группы сводились к получению от СССР 30 тыс. винтовок и по 1000 патронов на каждую, пулеметов и другого оружия и военного снаряжения. Центр был категоричен: «Предложение отвергаем решительно. Сделайте распоряжение, чтобы были прекращены переговоры».

После получения отрицательного ответа Гусев направился из Пекина в Читу в разведотдел штаба НРА и назад больше не вернулся из-за возникших к нему претензий со стороны руководства. Его резидентура, по словам Рандмера, «осталась в печальном положении»; поэтому срочно требовался человек «для объединения оставленных им работников».

Существенную помощь в организации разведки штабу НРА ДВР представлял Павел Дмитриевич Яковлев108 (псевдоним «Дунин Лаврентий Михайлович»), в прошлом известный эсер и бывший иркутский губернатор при Колчаке (губернский комиссар в Иркутске). Оказавшегося в эмиграции Яковлева в начале 1922 г. привлек к сотрудничеству с военной разведкой Яков Минскер, который был обязан бывшему губернатору жизнью. Схваченного в январе 1919 г. в Иркутске колчаковской контрразведкой Минскера Яковлев приказал перевести из иркутской тюрьмы, где его ждала неминуемая смерть, во Владивосток, подальше от колчаковцев. Яковлев в своей расписке, данной им харбинской резидентуре, брал на себя обязательство «…точно и беспрекословно доставлять сведения по вопросам иностранной политики России». Харбинский резидент характеризовал его как безусловно искреннего сотрудника, который работал «не за деньги». Вместе с тем он отмечал, что Яковлев «… сильно расконспирирован и потерял авторитет среди своих кругов как сочувствующий коммунистам».

Связи Яковлева работали в армии правителей Приморья, генерала Дитерихса и братьев Меркуловых. Добытые ими сведения были использованы при подготовке боевых операций Народно-революционной армии под Волочаевкой, при освобождении Хабаровска от войск белых и японцев. Именно при его участии Разведуправлением были созданы резидентуры в Харбине и Пекине. Приступил Яковлев и к формированию боевой дружины с целью ликвадации атамана Семенова, однако эта инициатива по какой-то причине не была поддержана в штабе НРА Дальневосточной Республики.