– Спасибо тебе, – тихо сказал он.

– За что? – удивилась Мирослава.

– За то, что веришь в меня.

– Ты мой друг и всегда им будешь. Да и кому мне еще верить? Ведь, кроме тебя, Снежанки и Марьяна, у меня никого нет.

– У тебя есть бабушка, – напомнил Матвей.

– А, да. Точно. Только я почему-то всегда о ней забываю. – Мирослава моргнула, и с ее ресницы сорвалась слезинка.

– Ты плачешь? – тихо спросил Матвей.

– Я очень переживаю за Марьяна. Я люблю его, Матвей.

На это Матвей ничего не ответил. Ничего и не надо было отвечать. Он и так знал, что Мирослава очень любит своего Марьяна.

3

Они встретились с Марьяном рано утром, когда над городком стоял неясный туман, а солнце даже и не пыталось выбраться из пелены облаков. Ветра не было, и туман медленно опускался и крошечными капельками оседал на жухлой траве, скамейках и тротуарах.

Марьян был в черной куртке и черных джинсах. Волосы убраны назад, глаза недобро прищурены. Мирослава увидела его издалека и рванулась навстречу высокой фигуре в черном, и Матвей пропустил ее вперед.

Пусть эти двое обнимутся и поцелуются.

Сам он, крепко держа в руке ножны с прадедовским мечом, шагал спокойными широкими шагами. Он не считал нужным скрывать свою внешность, хотя понимал, что его разноцветные глаза с темной подводкой и черные волосы вызывают удивление и даже, наверное, страх.

Но теперь это было неважно. Вартовые знают, что у Ведьмака Стефана есть правнук, унаследовавший его способности. Как его называла мавка Руська? Чугайстер?

Матвей так до конца и не понял, что это такое, но вникать сейчас не хотел. Он остановился рядом с Марьяном, который крепко прижимал к себе свою Мирославу, и спокойно сказал:

– Ну что? Идем?

И они пошли.

Миновали главное шоссе, разделявшее городок на две части. По узким, мощенным брусчаткой улочкам выбрались к старой церкви Всех Святых – безносый каменный Климент глянул с холодной неприязнью – и дальше направились к кладбищу Невинно убиенных, за которым пестрела кромка леса.

У самых ворот кладбища – кованых, черных, с изображением крестов и еловых шишечек – стояла старая-престарая бабка в длинной темной юбке и вязаной шапке. Волосы клочьями выбивались из-под шапки, на спине висела нелепая корзина. Бабка встала посередине дороги, расставив ноги, оперлась на свою палку и что-то прошамкала, глядя на странную троицу, двигающуюся ей навстречу.

Марьян молча сошел в траву и обогнул странную старую пани. Матвей глянул на нее и сразу узнал. Эта старая пани уже встречалась ему однажды на дороге. Ее не обойти, лучше действительно свернуть в траву и перебраться через высокие заросли шиповника и колючек.

– Идите, идите, голубки. Прямо в лес. Чтобы вас там задрали черти нечистые… – пробурчала бабка и странно закряхтела, словно была вороной, а не старой женщиной.

Мирослава хотела что-то сказать, но Матвей схватил ее за руку и покачал головой, показывая, что лучше промолчать. Когда старая пани оказалась позади, она вдруг закричала неожиданно сильным и низким голосом:

– Берегитесь! Берегитесь чертей! Нынче полно чертей!

Никто из троих не оглянулся.

Лес осыпался, и лишенные листвы деревья негостеприимно и даже сурово поглядывали на незваных гостей. Тумана в лесу не было, зато отяжелевшая от влаги трава в момент намочила черные джинсы Матвея.

– Зараза, – ругнулась Мирослава, поцарапавшись о какую-то ветку.

Марьян тоже ругнулся, пытаясь отцепить от кожаной крутки странный коричневый прут. А потом и Матвей понял, что к его ноге что-то пристало и пытается процарапать штанину. Нагнулся, схватился за непонятный деревянный прутик, похожий на человечка, и вдруг прутик сам вцепился в его пальцы и что есть силы расцарапал кожу.

– Дрянь какая-то! – буркнул Матвей, скидывая свою находку в траву.

Он поднял глаза на идущую впереди Мирославу и увидел такой же прутик, шевелящийся у нее в волосах. Ожившая коричневая ветка, словно паук, вцепилась в пряди и карабкалась к шее, выставляя вперед сухие отростки с высокими колючками.

Матвей схватил живой сучок двумя пальцами, осторожно, чтобы создание не вцепилось в его руку, и швырнул подальше от себя. Мирослава ойкнула, оглянулась и заорала:

– Посмотри, что у тебя на плече! Живая палка какая-то!

– Это нападение! – крикнул Марьян, поворачиваясь к ним.

И словно по команде, с деревьев посыпались коричневые двигающиеся палочки. Они цеплялись за одежду, за волосы, царапали кожу и угрожающие тянулись к глазам.

Мирослава отбивалась от них молча и упорно, ни на минуту не прекращая двигаться вперед. Матвей в очередной раз удивился стойкости и храбрости девчонки и сам прибавил шагу, сшибая на ходу с себя назойливые палки. Марьян прокладывал дорогу. Он лишь один раз обернулся – Матвей увидел, как он отдирает от себя длинный сучок, пытающийся залезть прямо в ухо, – и спросил, смогут ли они идти дальше.

– Идем, – коротко пропыхтел в ответ Матвей.

– Да, сможем. Черт, что за дрянь! – вскрикнула в ответ Мирослава.

Двигающихся палочек становилось все больше, они лезли буквально в глаза, и уже не было времени на то, чтобы убирать эту гадость со штанин. Матвей закрывал лицо и продолжал двигаться вперед.

– Берегите глаза и уши! – крикнул Марьян.

Остальные промолчали. И так было понятно.

К хижине они добрались, облепленные деревянными палочками. Но едва Матвей открыл покосившуюся калитку и зашел во двор – трава тут росла такая высокая, что доставала почти до пояса, – как палочки отвалились, словно жизнь мгновенно покинула их.

– Наконец-то! Расцарапали мне все руки… – пробормотала Мирослава, заходя во двор следом за Матвеем.

Марьян тщательно закрыл калитку, всмотрелся вглубь леса и тихо сказал:

– Это еще не самое страшное. Это так, пугалки.

– У тебя вся щека в крови, – заметила ему Мирослава.

– Просто царапины. От этого не умирают. Веди, Ведьмак, к хижине своих предков.

1

Палочки облепили плетень и висели на нем, словно диковинные насекомые. Медленно шевелились, переползали с места на место и тихо поскрипывали.