бывать придворные, считавшие его фаворитом герцога. Художник устраивал для них празднества, развлекал их своими головоломками, увековечивал их черты на великолепных портретах.

В следующем году в книге записей строительства Миланского собора его имя появляется с указанием профессий живописца и герцогского инженера, поскольку он также занимался вопросами дорожного строительства, водного снабжения и проектирования военной техники.

В книге записей строительства Миланского собора имя Леонардо да Винчи появляется с указанием профессий живописца и герцогского инженера.

Кроме того, Лодовико доверил художнику написание портретов своих любовниц. Герцог заказал портреты своей жены и членов семьи более консервативным художникам, которые уважали традиции и не устраивали странных экспериментов, однако для своих фавориток он предпочел Леонардо. Этот заказ предоставил Леонардо возможность воплотить результаты своих анатомических штудий. Живописцу удавалось твердо придерживаться принципов равновесия и пропорциональности при изображении разнообразных чувств, которые принято было называть «движениями души». Леонардо стал совершенным мастером, чью манеру все стремились копировать.

Первый портрет

Восхищаясь невероятной новизной, сквозившей в его миланских портретах, нельзя не вспомнить портрет, созданный Леонардо за десять лет до этого, около 1480 года, во Флоренции. В то время он взялся выполнить весьма специфический заказ одного пылкого влюбленного. Речь идет о венецианском аристократе Бернардо Бембо, после Венецианской Республики во Флоренции. Ему удалось очаровать юную флорентийку Джиневру Бенчи (см. иллюстрацию 15 на вкладке). Не смущаясь тем, что молодая дама уже была замужем, он решил посвятить ей портрет, который заказал да Винчи. Художник тогда только покинул мастерскую Верроккьо, влияние которого оставалось еще очень сильным: семнадцатилетняя девушка была изображена с безмятежным лицом, на котором не отражались никакие чувства. Сегодня ее холодность приписывают также тому факту, что вся нижняя часть доски оказалась отрезанной: возможно, ее укоротили, когда использовали доску в качестве дверцы шкафа (в точности как кающегося Святого Иеронима). Это предположение подтверждается изображением, имеющимся на обратной стороне картины: от символов, ассоциировавшихся с Бернардо Бембо, остались только лавровая и пальмовая ветви, а вот надписи virtus et honor[94] больше не было, точно так же, как исчезли корни по-видимому срезанной можжевеловой ветки, появившейся в центре композиции.

Однако укорочение доски привело к гораздо более тяжелым последствиям: три четверти торса женщины исчезли, а вместе с грудью пропали и руки. Как свидетельствует рисунок того времени, Леонардо написал две руки, прижимающие букетик цветов к груди женщины, именно так, как это было на бюсте, изваянном Верроккьо. Это было настоящим переплетением тайных намеков, превратившим портрет девушки в необычайно утонченную работу, еще тесно связанную с флорентийской традицией XV века, отличавшейся верностью портретному сходству, фламандскими световыми эффектами, но лишенной эмоций. За спиной женщины возвышается огромный можжевельник – единственная деталь, позволяющая идентифицировать ее как Джиневру[95]. Ее фигура сдвинута вперед от темного растительного фона, совсем как у ранних Мадонн Леонардо, написанных в те же годы, которые выделялись на фоне темных стен. Несомненно, молодой художник продемонстрировал, насколько хорошо он усвоил уроки своего учителя, однако все это еще очень далеко от его новаторских миланских портретов.

Игра взглядов

Всегда старайся, «чтобы туда, куда повернута голова, не поворачивалась бы и грудь»[96], – гласит одно из самых знаменитых правил, содержащихся в его «Трактате о живописи». Леонардо точно следует этому указанию, когда приступает к написанию «Дамы с горностаем» примерно в 1490 году (см. иллюстрацию 16 на вкладке). При взгляде на нее сразу бросается в глаза разница между нею и Джиневрой Бенчи: это положение. Тело и лицо флорентийской дамы были повернуты в одном направлении. Бюст молодой миланки, напротив, повернут вправо, в то время как ее лицо смотрит влево. Деталь, которая может показаться незначительной, производит невероятный эффект на портретах, которые были написаны в Италии в те годы и позднее. Если вспомнить, что придворных и их жен все еще изображали в основном в профиль, как римских императоров, то можно лучше представить себе, какое революционное значение имел этот портрет. Повернуть фигуру означало сделать пространство трехмерным, этот прием позволял придать персонажу объем и телесность, особенно при отсутствии архитектурных сооружений или пейзажа на заднем плане. И не только это. Движение женщины позволяет проникнуть в ее внутренний мир: кто-то отвлек ее внимание, и ее взгляд оказался устремлен куда-то за пределы картины, как раз туда, куда смотрит животное, которое она держит на руках.

Этот зверек с белоснежной шкуркой прямо указывает на герцога Лодовико, незадолго до того вступившего в орден Горностая. Однако животное присутствует на портрете не только в качестве символа или детали, обогащающей ее смысл, горностай помогает передать чувства, которые испытывает женщина. С поднятой вверх мордочкой и отставленной в сторону лапкой, которой он опирается на синюю ткань накидки, перекинутой через плечо дамы, горностай принял весьма необычную позу, за которой угадывается внезапное движение. Из-за этого кажется, что пальцы женщины слегка подрагивают, поглаживая шерстку зверька: она старается мягко и заботливо удержать его. Какой образ смог бы лучше представить роль любовницы рядом с гордым Лодовико Моро? Уже практически не осталось сомнений, что этой дамой является Чечилия Галлерани, вошедшая в милость у герцога в 1489 году. Об этой юной даме, в возрасте семнадцати лет уже овдовевшей, рассказывали поразительные истории: образованная, утонченная, прекрасная, она стала излюбленной героиней придворных поэтов, воспевавших ее изящество и ум. Несколько лет спустя она стала настоящей соперницей супруги герцога, Беатриче д'Эсте. Герцогиня прямо приказала ей не одеваться на людях в такое же платье, как у нее; по-видимому, Лодовико, не отличавшийся богатой фантазией и тактом, подарил обеим дамам одинаковые платья… Беатриче, видимо, с трудом переносила присутствие своей соперницы при дворе, если верить тому, что написал мантуанский посол в Милане: «Болезнь синьора Лодовико была вызвана слишком бурной связью с одной из его девиц, которую он держал при себе, очень красивой, неглупой, везде следовавшей за ним, которой дарил всю свою любовь и оказывал всяческое внимание». Чечилия казалась настоящей ведьмой.

«Хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представление его души. Первое – легко, второе – трудно, так как оно должно быть изображено жестами и движениями членов тела. Этому следует учиться у немых, так как они делают это лучше, чем все другие люди».

Леонардо, наоборот, представил ее целомудренной и чистой, «предпочитающей слушать, а не говорить», с лицом, поражавшим всех своим оживленным выражением. Художнику теперь мало было сделать правильное освещение, скомпоновать все части фигуры и соблюсти пропорции. В эти годы он оставил запись: «Хороший живописец