Лужицы воды блестели на круговой подъездной аллее, покрытой песком из ракушника.

— В такую погоду трудно путешествовать, — сказала золотоволосая девушка, дочь герцога. Она сидела в кресле и прилежно вышивала наволочку на подушку.

— Возможно, он болен, милорд, — тихо заметил Бриджуотер, управляющий в поместье. Он выжидал подходящий момент, чтобы привлечь внимание герцога к хозяйственным счетам, лежавшим на письменном столе. Поместье постепенно приходило в упадок, словно все ждали, что возвращение Эйдриана вдохнет надежду в Скарфилда и он займется делами. Герцог печально засмеялся:

— Каждый день мы разыгрываем спектакль, не так ли?

Дочь герцога, Флоренс, подняла голову от вышивания и улыбнулась:

— Не только каждый день, но каждое утро и каждый вечер.

— Седрик мог бы, по крайней мере, написать, — раздраженно ответил герцог.

— Погода, ваша милость, — заметил Бриджуотер. — В это время года путешествовать очень сложно.

Флоренс встала и положила вышивание в корзинку.

— А я люблю дождь. Пожалуй, до темноты навещу Серену.

— И сообщишь ей, что ее жених еще не вернулся? — вздохнул отец.

Она снова засмеялась и направилась к двери. Борзые последовали за ней.

— Вы не стали бы об этом говорить, если бы считали, что ее это все еще занимает, — сказала Флоренс.

— Конечно, занимает, — сердито фыркнул герцог, опускаясь в кожаное кресло. — Обещание есть обещание.

Флоренс поймала сочувственный взгляд Бриджуотера.

— Я вернусь к ужину.

— Леди Флоренс, с вами должен поехать конюх, — сказал управляющий. — На дорогах снова появились разбойники.

Отец, кажется, ничего не слышал, весь в мыслях о блудном сыне. Когда-то она тоже хотела, чтобы Эйдриан вернулся. Но сейчас, как и все в поместье, в тревоге ждала примирения герцога со своим наследником, которого он изгнал, поверив ложным обвинениям.

Шагов Флоренс по толстому турецкому ковру не было слышно. Бриджуотер поспешил распахнуть перед ней дверь. Этот седой как лунь крошечный человечек всю жизнь служил семейству герцога, как до него отец и дед. В желтоватых глазах управляющего Флоренс заметила тревогу — он все видел и все понимал, знал все, что происходит в доме, знал секреты всех обитателей: от кого из лакеев забеременела горничная, и чем занимался поздно вечером дворецкий в буфетной. Он был свидетелем того, как отец несправедливо обвинил ее мать в неверности, как мать потом заболела и вскоре умерла, после чего отец замкнулся в себе и погрузился в меланхолию.

Наверное, он так же, как Флоренс, боялся, что герцог может не дождаться возвращения Эйдриана.

После бурных сцен, предшествующих уходу старшего брата, в доме воцарилась тишина. Отсутствие Эйдриана положило конец постоянным ссорам между отцом и сыном.

Что касается Флоренс, то, по ее мнению, вообще не стоило обсуждать, кто настоящий родитель Эйдриана. Хотя после того как Эйдриан ушел из дому, все в поместье — начиная от судомоек и кончая незамужней тетушкой — поверили, что он — незаконнорожденный.

Два года назад положение изменилось. Бывшая гувернантка детей, умирая, рассказала, что герцогиня была верна мужу и что это она, мисс Мэллори, посылала герцогу анонимные письма, в которых описывала любовную связь его молодой жены с солдатом квартировавшего в деревне полка. Автор этих посланий заявлял, что Эйдриан — не родной сын Скарфилда. Тот факт, что Эйдриан родился восьмимесячным, якобы подтверждал это.

В результате Скарфилд все больше не доверял герцогине. Она была на пятнадцать лет его моложе, живая и веселая, и ему становилось невмоготу даже смотреть на нее. Он никуда ее не отпускал одну, повсюду сопровождал. В конце концов, его мрачные подозрения разрушили их брак. Когда же она простудилась и, недолго поболев, неожиданно скончалась, он отказался носить по ней траур. Выход своей боли он нашел в гневе, который постоянно изливал на Эйдриана, очень походившего в детстве на мать.

Эйдриан покинул дом и избрал пользующуюся дурной славой карьеру наемника, и это доказало Скарфилду, что он был прав. Мальчишка дикий, неуправляемый, и у него нет чувства долга, что для герцога было самым главным. Видно, у него характер отца по крови. Он пренебрегает своими обязанностями, потому что привилегии аристократов ему чужды.

И вдруг Скарфилд узнает, что его обманула бывшая гувернантка. Она оболгала свою хозяйку, потому что герцогиня, зайдя в детскую, увидела, как мисс Мэллори бьет Эйдриана. Молодая мать тут же уволила гувернантку, сочтя, что та не подходит для воспитания наследника.

Мисс Мэллори просила простить ее, но герцогиня была непреклонна. И вот спустя годы гувернантка ей отомстила.

Столько лет прошло… Скарфилд позволил лжи и подозрительности уничтожить все, что имело значение в его жизни. Но самобичевание, однако, не уничтожило до конца его надменности, да это и невозможно.

Он хотел, чтобы его наследник вернулся домой. И не важно, что близкие — пожилая тетка, дочь, младший сын и преданный слуга и неутомимый управляющий, который не раз спасал поместье от разорения из-за халатности герцога, — все они предупреждали его, что примирение после такой ссоры требует времени.

Скарфилд никого не слушал. По закону Эйдриан — его наследник, несмотря на обман и подозрения.

Для него сейчас главное, чтобы сын вернулся, и они помирились. Герцог плохо себя чувствовал и знал, что долго не протянет. Ему было безразлично, что скажут о нем или о профессии Эйдриана, позорной для древнего родового имени. Скарфилд привык поступать по-своему.

Эйдриан женится на молодой леди, с которой он был неофициально обручен еще в детстве. Таким образом, должный порядок будет восстановлен. Поместье снова станет процветать. Разбойники, обитавшие в удаленных лесах и грабившие на дорогах, будут пойманы человеком, у которого хватит сил с ними справиться.

Герцогу Скарфилду не могло прийти в голову, что его сын отвернется от наследства и откажется помириться с отцом.

Но Флоренс думала об этом и порой не могла уснуть, страшась того, что может случиться.

Последующие три утра Эмма просыпалась в обычное время, но не в обычном для нее хорошем настроении. Быть пленником собственных переживаний свидетельствует о слабости характера, и с подобными нарушениями душевного равновесия следует справляться в одиночестве.

Ее отец, четвертый маркиз Седжкрофт, и старший брат Дрейк были подвержены приступам черной меланхолии. Но Эмма не считала это наследственной чертой и была уверена, что сумеет одолеть духов-искусителей. Просто надо бороться с ними ежедневно. Такой совет в свое время дала собственным детям ее практичная мать. Однако из всех отпрысков Боскаслов только Грейсон, Эмма и Девон унаследовали материнскую способность стойко преодолевать трудности и сомнения.